Эдуард Веркин - Звездолет «Черничная Чайка»

Аврора глядела на дымящиеся носки с неодобрением, сама же зачем-то – есть, что ли, будет? – пекла над жаром некрупную луковицу, насаженную на длинный прут. Периодически бросала на меня быстрые взгляды, ожидала, когда я отключусь. Чтобы этого не произошло, я решил немного поругаться.

– Вот ты, Аврора, выдернула прут из корзины, а это называется вандализмом, – сказал я.

– С чего это?

– Эта корзина – совсем не корзина. Это же объект искусства! Артефакт. Можно сказать, произведение! Художник Деревянский плел эту корзину в диких муках творчества! Он не спал ночей! Питался луком – сначала печеным, а потом, по мере вхождения в творческий экстаз, и сырым! Он вкладывал в эту корзину душу! Может, это лучшая его работа! Может, в переплетениях этих лоз зашифрованы тайные культурные коды! А ты на ней лук печешь. Ай-ай-ай!

Аврора с интересом поглядела на прут.

– Не, – сказала она после минутного раздумья. – Корзина как корзина. В такой… картошку хранят.

– Про Пиросмани тоже так говорили – «вывеска как вывеска»! А теперь говорят не вывеска, теперь говорят классика! Теперь говорят – шедевр.

Аврора поглядела на прут уже с сомнением.

– Я думаю, тебе надо немного поменять фамилию. – Я придвинул ноги к огню и изящно пошевелил пальцами. – К фамилии Сон я бы присовокупил Герострат. Аврора Сон-Герострат – это звучит. Исторически так, антично. Девушкам идет все античное. Кстати, в тебе есть дух античности, я давно хотел сказать. У тебя античный череп. У тебя античные руки. У тебя античный подход к делу – ты всегда появляешься в самый последний момент. Так делали только греческие боги…

– Знаешь, Аут, – не повелась Кошмариха, – я с тобой пиратствую совсем немного, а между тем мне уже хочется кинуть тебя в ров с крокодилами. Или со львами… Голодными.

– Старо, – вздохнул я. – Отдает Средневековьем… Львы, крокодилы, подъемные мосты. Скукотища, Аврора, скукотища…

Я зевнул, почесал пятку. Давно я не был под дождем вот так, подумал я. В избушке, на далекой заброшенной планете, у очага. Кажется, раньше это называлось романтикой.

– Я бы с тобой по-другому поступил, – улыбнулся я. – Я бы тебе сделал инъекцию Эластика-В. А потом…

Я мечтательно закрыл глаза.

Эластик-В – вытяжка из спор плесени, обитающей в пещерах планеты Гу. При введении эластика все твердые ткани организма, включая зубную эмаль, становятся мягкими, человека после этого можно слить хоть в бутылку. Эластик-В открыли недавно и собираются использовать в двигательных системах третьего уровня, предназначенных для прохождения сквозь чудовищные пустоты между галактиками. В твердом состоянии эти пространства пока непреодолимы, в жидком же через пару лет собираются попробовать.

– А потом бы я сделал из тебя линолеум, – закончил я. – И постелил бы в фойе дискуссионного клуба «Чугунный Батискаф». Но это по субботам там клуб, а обычно там танцы. Хастл, так сказать. Ты знаешь, что это такое?

Аврора промолчала.

– Там есть такой тоже, с двойной фамилией, Урбанайтес-Петрищенко. Он здорово пляшет. Вот ты представь – ты лежишь, размазанная на девяносто пять квадратных метров, а поверху Урбанайтес-Петрищенко скачет.

– А я тебя…

Аврора замолчала. Куда ей со мной соревноваться? Куда ей до меня в культуре речи, в риторике? Не достать.

– Знаешь, Жуткин, как-нибудь я тебя не спасу. Ты провалишься в дыру, или тебя будет поедать голодный варан, а я не приду на помощь…

– Голодный варан – это интересно. Однако, я бы предпочел…

И тут в дверь постучали.

Вернее, не в дверь, в ворота в эти. Но постучали. Так вполне по-человечески – тук-тук-тук.

Мы переглянулись. Аврора выронила лук, он тут же вспыхнул и завонял. Я подхватил топор, Аврора подхватила «плаксу». Приготовились к обороне.

Постучали еще, и Аврора спросила, на мой взгляд, совершенно не месту:

– Кто там?

Вместо ответа опять постучали. И Аврора спросила снова:

– Кто там?

– Это я, Нестор Деревянский.

Голос был тихий такой, усталый, измученный. Жалкий. Так, наверное, мяукал бы котенок, забытый хозяйкой под дождем. Не успел я и рта раскрыть, как Аврора кинулась к воротам и распахнула их, балда.

Так, пожалуй, чересчур гостеприимно, балда.

В избушку ворвалась непогода. Дождь, ветер, художник Деревянский Нестор. Я его раньше не видел, но вполне узнал, все художники одинаковые, как страусы. Тощий, с безумным глазом, с длинными, ниже плеч, волосами. В клетчатой зеленой фуфайке, в сандалиях, тубуса с картинами под мышкой не наблюдалось. Очень похож на того, нашего, который часы развешивал.

Ворвавшийся Нестор немедленно направился к очагу и почти запрыгнул в огонь. А Аврора прошептала:

– Здравствуйте.

Художник на это жалкое приветствие никак не отреагировал, грелся. Я закрыл ворота, заложил их брусом и вернулся к огню. Так мы и сидели: я с одной стороны, Аврора с другой, прерафаэлит Деревянский посередине. Молча.

Мне хотелось спросить его про его живопись – ну, куда он ее запрятал. Но это было как-то неудобно – человек, видимо, попал в передрягу, хочет отдышаться, а я его тут про всякую муру спрашивать буду.

Отогреется – сам расскажет.

Отогревался он еще долго. И дрожал. Трясся, как вибростенд. Где-то через полчаса все-таки пришел в себя и представился уже по-человечески:

– Нестор Деревянский, художник.

Привстал, пожал нам руки. Церемонно так, сразу видно, что живописец, а не жуков коллекционирует.

– Очень приятно, – тут же сказал я. – Это…

Я кивнул на Аврору.

– Это Анжелика Пападокис.

Аврора было принялась протестующее открывать рот, но я подмигнул ей так яростно, что она подтвердила, заикнувшись:

– Анже… лика.

– Она паразитолог, – добавил я.

– О! – восхитился Деревянский. – Такая юная – и такой ответственный выбор!

– Каждому свое, – пояснил я. – Все в зависимости от внутренних устремлений. Вы вот картины рисуете, Анжелика аскарид в микроскоп изучает. Она вообще королева описторхоза.

– Как интересно, – сказал Деревянский. – А вы, юноша? Вы тоже паразитолог?

– Нет, ну что вы. Я…

– Ассенизатор, – вставила Аврора. – Молодой, но очень способный. Мы работаем в смежных областях. А зовут его Аут Околесин.

– О! – снова восхитился Деревянский. – Известная фамилия! Перформер Околесин не ваш родственник?

– Нет, – быстренько ответил я. – Не родственник.

Не приведи бог таких родственничков, неизвестно еще, чем этот перформер занимается, они еще хуже художников.

– Жаль. Большой талант. А вы, ребята, что тут делаете?

– А мы тут… – начала было Аврора, но я послал в ее сторону свирепый энергетический импульс.

Рассказывать про МоБ было нельзя. Тут все просто – если мы знаем про бешенство, то что мы делаем здесь? Аврора тоже это поняла.