Кир Булычев - Уроды и красавцы

Только после долгих исследований удалось понять, что вся эта планета — живой организм. И этот организм проглотил космонавтов, но, на их счастье, не переварил, потому что не выносил запаха резины, из которой были сделаны прокладки на скафандрах. К тому же штурман Ненасосов курил и гасил сигары о подошву своего башмака. От этого запаха планете становилось дурно. Вот она и исторгла свои жертвы.

Самым страшным воспоминанием космонавтов было то, как они носились по внутренностям планеты от полюса к полюсу, ничего не видя и не в силах передохнуть. И когда космонавты решили, что уже никогда не увидят света, планета сказала на своем языке: «Вот и ладушки! Отделаюсь-ка я от этих вонючек!» И они очутились на дне пропасти, выброшенные туда из бездонного колодца…

Было и еще немало случаев, когда легкомыслие исследователей приводило к трагедиям.

Но ведь Пашку такими рассказами не напугаешь. У него вообще память на неприятности очень короткая. Только развеялись облака, он уже улыбается. Поэтому учителям с Пашкой нелегко. Ему внушишь, что он глубоко ошибается, что он не прав, что не стоит таскать в зоопарке носорога за хвост, потому что носорог, несмотря на свою глупость, может быстро перевернуться и подставить обидчику рог вместо хвоста.

— Ничего, — отвечает Пашка. — Мне он не подставит.

Пашка обошел корабль и увидел люк.

— Хорошо бы он был открыт, — сказал себе Пашка и дотронулся до люка.

Люк распахнулся, как бы приглашая Пашку зайти.

— А что, — сказал Пашка, — нас не испугаешь.

Он ступил внутрь корабля и спросил:

— Есть тут кто живой?

Никакого ответа.

Над головой загорелся светильник. Корабль почувствовал, что пришли гости. Перед Пашкой открылась дверь и заиграла приятная музыка.

— Смотри-ка, — произнес Пашка. — Сколько лет прошло, а музыка играет!

Другой на месте Пашки мог бы испугаться — все-таки чужой корабль, мало ли что может случиться. Но Пашка не из пугливых! Когда-нибудь его погубит любовь к приключениям.

Пашка вошел в большую комнату. Комната была круглой, посреди стоял низкий стол, вокруг — кресла. Все чистое, ни пылинки, ни плесени! Такая комната на корабле называется кают-компанией.

Но самое удивительное: на столе стояло блюдо с фруктами, кувшин, полный лимонада, а на маленьких тарелочках лежали разные пирожные.

— Так не может быть! — сказал Пашка.

— Почему же? — послышался нежный голос из-под потолка. — Угощайтесь, дорогой гость, пирожные свежие, фрукты спелые, а лимонад натуральный, без химических добавок.

Конечно, когда с тобой разговаривает голос из-под потолка, ты чувствуешь себя неуютно, но Пашка и вида не подал. Он подошел к столу, протянул руку и взял одно из пирожных. Это был эклер с шоколадным кремом, именно такими пирожными Пашка был готов питаться всю жизнь и умереть от ожирения.

— Еще бери, еще, — пропел голос.

Пашка съел еще три пирожных, а потом решил — хватит! Надо выяснять отношения.

— Кто вы? — спросил он. — И почему вы кормите меня пирожными?

— Надо знать, — сказал вошедший в кают-компанию молодой человек в форме капитана-охотника, — что главное в космической жизни — встретить гостя и угостить его. Хотите еще пирожных?

— Спасибо, — сказал Пашка.

— Кушайте, кушайте, — сказал капитан, — у нас еще много пирожных осталось. А потом попьем с вами чайку, вы не возражаете?

Капитан-охотник опустился в кресло, отстегнул от пояса бластер и положил его на стол. Его золотые кудри растрепались.

— Ох и устал я, — произнес капитан. — Воюем из последних сил.

— С кем воюете, если не секрет? — спросил Пашка.

Капитан не успел ответить, потому что в кают-компанию вошла молодая женщина необыкновенной красоты с рукой на перевязи и повязкой на правом глазу.

— Здравствуйте, — произнесла она. — У вас найдется чашка чая для подлейтенанта Миранделлы?

— Конечно, найдется, — сказал капитан. — Садись, подруга. Но зачем ты ушла из госпиталя, у тебя же постельный режим?

— Не могу лежать, когда товарищи сражаются за свободу и независимость моей планеты, — ответила женщина.

— С кем же вы воюете? — спросил Пашка, но ответить ему не успели, потому что в кают-компанию, опираясь на палку, вошел юнга Болл и тоже попросил чаю.

Это были такие бравые ребята, и, похоже, им так трудно приходилось, что Пашке очень захотелось им помочь.

— Я ваш союзник, — сказал Пашка. — Я с вами, друзья. Можно я бластер посмотрю?

— Можешь и пострелять, — сказал капитан. — Мы сразу догадались, что ты нам друг.

— Тогда рассказывайте! — снова попросил Пашка. — Мы вам поможем.

— Трудно, ох, и трудно, — сказала красивая женщина Миранделла. — Со всех сторон к нашей планете подбираются подлые пауки Пастергази. Смотри!

Во всю стену вспыхнул экран, и с экрана на Пашку кинулся отвратительного вида мохнатый, волосатый паучище. Черная слизь капала из распахнутого рта, круглые глаза злобно сверкали. На голове у паука был небольшой шлем, на ногах — сверкающие сапоги. На всех восьми ногах!

От неожиданности Пашка упал с кресла и попытался уползти, но тут экран погас. Пашка тихонько снова сел в кресло, а остальные сделали вид, что не заметили Пашкиного испуга.

— Вот и мы их боимся, — сказал юнга Болл. — Но мы не сдаемся, потому что, если они захватят эту планету, им откроется путь на нашу родину. И мы не сможем их остановить.

И юнга Болл смахнул непрошеную слезу.

— Мы погибнем, но не сдадимся, — сказала прекрасная подлейтенантка Миранделла. — Но наш последний крейсер не может подняться в небо, так как в нем сели батарейки. Ах, как нам нужен корабль, который мы могли бы послать домой с просьбой о подкреплении и патронах! Но нет корабля!

— Как нет! — воскликнул Пашка. — А наш Гай-до? Разве он не годится?

— Неужели ты нам поможешь, отважный юноша? — спросила Миранделла.

— Еще как помогу, — ответил Пашка. — Помчались к Алиске! Она нас поймет. И мы полетим к вам на Гай-до!

— Ура! — воскликнул капитан. — Мы спасены!

— Кушай пирожные, Пашка, — сказала Миранделла. — Тебя ведь Пашкой зовут?

Пашка набил рот пирожными. Когда еще удастся поесть эклеров!

— А музыку будешь слушать? — спросила Миранделла.

— Если хорошая, то буду, — ответил Пашка.

— Музыка у нас боевая, товарищеская, походная, — сказал юнга Болл. — Когда ночами ноют мои раны и стонут мои шрамы, я включаю марш «Прощание девчонки», и мне кажется, что я оживаю.

Пашка попросил поставить ему марш «Прощание девчонки», и марш ему понравился.

Они включили его на полную мощность, и капитан Миранделла и юнга Болл стали маршировать по кают-компании. Пашка не выдержал и присоединился к ним.

Так вчетвером они и маршировали, перепрыгивая через кресла.