Астрид Линдгрен - Собрание сочинений в 6 т. Том 5. Мы — на острове Сальткрока. Мадикен. Мадикен и Пимс из Юнибаккена

— Просто умереть можно, до чего это красиво! Правда?

— Да уж! — ответила Альва. — В жизни не видела такой красоты!

Потом вернулся оркестр. Музыканты уходили подкрепиться, а теперь они со свежими силами начали играть танцы. Мадикен с восхищением смотрит на Альву. Интересно, кто первым успеет ее пригласить? Наверно, один из лейтенантов гарнизона или вот тот худощавый маленький нотариус, если он поторопится.

Оркестр заиграл вальс. И сразу вся площадка для танцев наполнилась людьми. У Лисабет ноги сами просятся в пляс, скорей бы потанцевать! Она дергает сестру за руку:

— Пойдем! Станцуем вальс.

Мадикен хотела дождаться, когда пригласят на танец Альву, но Лисабет настойчиво теребит ее — недаром же она выучила этот танец, сейчас самое время показать свое умение!

И Мадикен тоже не прочь попробовать. Она обнимает сестру за талию, и вот уже обе закружились среди танцующих пар. «Раз-два-три», — отсчитывает Мадикен такт, как ее научила Альва. Все получается отлично, куда лучше, чем дома на кухне, под музыку гораздо лучше танцуется. Не беда, если иногда с кем-нибудь столкнешься! Главное, не сбиться с такта: «Раз-два-три, раз-два-три», — кружатся девочки. Но Мадикен следит, чтобы не слишком удаляться от своего столика. Она хочет посмотреть, кто же, в конце концов, пригласит Альву.

Но Альва все так же сидит за столиком. И никто не идет ее приглашать. «Да что же это такое? Почему?» — недоумевает Мадикен. Ей уже и танцевать неохота. Надо посмотреть, не расстроилась ли Альва.

— Больше мы не танцуем, — говорит Мадикен и без долгих разговоров убегает от сестры.

Альва сидит, опустив глаза. Видно, что ей хочется поскорее уйти отсюда. Но разве так ведут себя на балу! Надо весело смотреть по сторонам. Иначе тебя никто не пригласит. Даже Мадикен это понимает.

— Ты улыбайся, Альва! — горячо шепчет ей Мадикен.

Но на губах Альвы не показалось даже слабой улыбки. Чтобы подбодрить Альву, мама и папа развлекают ее разговорами. Но их старания пропадают даром. Она слушает только вполуха и отвечает односложно. Сегодня Альва что-то не расположена к болтовне.

Следующий танец — полька, и опять никто не пригласил Альву! Тогда папа сам ее приглашает. Но Альва смотрит с испугом и говорит:

— Ой, зачем вы, господин редактор! Зачем вам из-за меня срамиться перед господами!

А Лисабет устала и наконец угомонилась. Она залезла к папе на колени и уснула. Теперь папа вообще не сможет ни с кем танцевать — ни с Альвой, ни с мамой. Мама — та и сама не хочет. Она говорит, что не чувствует в себе легкости. Она ведь хотела, чтобы потанцевала и повеселилась Альва.

Но Альве не до веселья. Все кругом танцуют и танцуют, даже пол ходит ходуном, а с Альвой никто не хочет потанцевать. Едва начинается музыка, все кавалеры спешат к другим дамам и барышням, а на Альву никто и не смотрит. Все берут пример с бургомистерши, которая, проплывая в танце мимо их столика, окидывает Альву холодным взглядом и подбирает рукой юбку, словно боится, как бы нечаянно не прикоснуться к такой недостойной особе.

Папа еле сдерживает возмущение. Мадикен видит это по его лицу. А рассерженный папа того и гляди может сорваться, и тогда мало ли что… Мама тоже обижена. Мадикен слышит, как она шепчет папе:

— Эта курица успела обойти все столики и всем наговорить глупостей!

— А как же иначе! — говорит папа. — Когда-нибудь я отведу ее в сторонку и выскажу наконец все, что я о ней думаю!

Мадикен робко оглядывает Альву и замечает, что у нее на глазах навернулись слезы. Одна слезинка сорвалась с ресниц и покатилась по щеке, но Альва ее торопливо стерла платочком. Она не хочет показать, как ей горько.

Но Мадикен все поняла. Как же ей не понять, что сейчас чувствует ее любимая Альва! Альва плачет потому, что бургомистерша и все эти глупые людишки обидели ее своим надменным и презрительным поведением. Мадикен подумала, что Альву стало не узнать, в ней точно что-то надломилось.

«Уж какая есть, такая я и есть. С какой стати я буду другой!» — любила говорить Альва, и то же самое было написано у нее на лице. А сейчас ее точно подменили. Можно подумать, что она себя стыдится.

Мадикен чувствует, что больше не может этого вынести. Еще немного, и она тоже разревется. А это было бы слишком ужасно. Надо куда-нибудь уйти, где можно без стеснения поплакать. Может быть, на веранду?

— Я скоро вернусь, — пробормотала Мадикен, и, к счастью, никто не стал ее удерживать.

Ей повезло: на веранде никого не оказалось. А то обычно толпится народ и заглядывает в окна. Если тебя не пускают на праздник, то можно хотя бы посмотреть, как другие веселятся. Это никому не запрещается. Даже пьяницы из «Забегайки», заслышав музыку, тянутся к освещенным окнам павильона.

Разноцветные фонарики только слабо освещают веранду, и здесь самое подходящее место, чтобы пореветь. И Мадикен дала волю слезам. Закрыв лицо руками, она горько рыдает. Ну почему жизнь так печальна, когда все могло бы быть так хорошо? Почему никто не знает ответа?

Долго проплакала Мадикен в темноте, ей стало холодно в легком платьице. Вдруг она услышала рядом чей-то голос:

— О чем это ты горюешь?

Перед нею, черный как ночь, стоял трубочист Берг. Мадикен испугалась до полусмерти. Вообще-то она никогда не боялась трубочиста Берга. Он ей даже нравился. Она даже часто вела с ним разговоры, когда он приходил в Юнибаккен прочищать печные трубы. Но сейчас он ее очень напугал.

Трубочист Берг возвращался домой после работы. В доме по соседству загорелась сажа в трубе, и он ходил тушить пожар. Хотя сегодня суббота, но дело было неотложное, и ему пришлось пойти, несмотря на позднее время. Потушив пожар, он сходил в «Забегайку», прополоскал горло пивком. А потом решил посмотреть, как пляшут господа. Он совсем не хотел испугать Мадикен.

Трубочист Берг очень обходителен с женщинами. Он всегда находит общий язык даже с такими маленькими, как Мадикен. Он быстро выведал, о чем она горюет. Она ему все выложила. Про белое платье, и Бертину свадьбу, и про бургомистершу, и про то, что у Альвы на глазах слезы и она ни разу не потанцевала.

— Ну и безобразие! — говорит трубочист. — Такая красивая и славная девушка! Вот уж действительно безобразие!

Трубочист заглянул в окно, и Мадикен показала ему, где сидит Альва. Даже отсюда видно, какая она унылая.

— Да уж! Это никуда не годится, чтобы девушка сидела с таким несчастным видом, тем более на балу! — говорит трубочист.

И снова заиграла музыка, это опять вальс — «Прощание ландышей». Мадикен сразу узнала его, это любимый вальс Альвы.

Трубочист такой молодец, что все на свете умеет. Он и поет хорошо. Глядя в окно на Альву, он сначала стал тихонько напевать мелодию вальса, а потом вдруг как запоет во весь голос! Распахнув настежь дверь, он вошел в зал и, продолжая петь, направился прямо к Альве. За ним по пятам мышонком прошмыгнула Мадикен.