Астрид Линдгрен - Собрание сочинений в 6 т. Том 5. Мы — на острове Сальткрока. Мадикен. Мадикен и Пимс из Юнибаккена

— Ну пока, Кристер, — сказала на прощание Малин, а этот, в водолазке, закричал с трапа:

— Я как-нибудь заверну на моторке, и тогда посмотрим, разыщу я тебя или нет!

— Только попробуй, — со злостью пробормотал Пелле.

Он твердо решил попросить отца прикрепить объявление, о котором говорил Никлас. Объявление «Бросать якоря строго воспрещается» — будет висеть на пристани в усадьбе столяра, уж об этом Пелле позаботится.

Конечно, на Малин обращали бы меньше внимания, не будь она такой хорошенькой. Это понимал даже Пелле. И не потому, что он не спускал с нее глаз, а просто знал, какая она хорошенькая. Об этом говорили все вокруг. Да и в самом деле красиво, когда у тебя светлые волосы и зеленые глаза, как у Малин. И этот, в водолазке, думал то же самое.

— Кто этот нахал? — спросил Юхан, когда Малин подошла к ним.

Малин засмеялась:

— Вовсе он не нахал. Я его видела на студенческой вечеринке у Буссе. Славный паренек.

— Нахал, каких мало, — неумолимо повторил Юхан. — Будь с ним поосторожней и запиши об этом в своем дневнике.

Как-никак, а Малин была дочерью писателя. Она тоже немного сочиняла, но только на страницах своего секретного дневника. Ему она поверяла свои сокровенные мысли и мечты и, кроме того, записывала о всех «подвигах» мальчиков и даже самого Мелькерссона-старшего. Она часто грозила им дневником:

— Вот подождите, опубликую свой секретный дневник — и тогда вы все будете разоблачены.

— Ха, ха, ха! Да больше всех ты сама себя разоблачишь, — заверял Юхан. — Ведь ты небось записываешь в дневнике по порядку про всех своих шейхов-ухажеров.

— Заведи список, чтоб никого не пропустить в спешке, — советовал Никлас. — Пер Четырнадцатый Улоф, Карл Четвертый Карлссон, Леннарт Семнадцатый и Оке Восемнадцатый. Будешь продолжать в том же духе — ничего себе списочек получится!

В эту минуту Юхан и Никлас были уверены, что и паренек в водолазке станет Кристером Девятнадцатым.

— Хотел бы я знать, как она его распишет в своем дневнике? — поинтересовался Никлас.

— Редкий нахал, с прилизанными волосами и самодовольной рожей, — ответил Юхан. — Противный кривляка.

— А может, такой и нравится Малин, — сказал Никлас.

Но Малин ни словом не упомянула о Кристере Девятнадцатом в своем дневнике. Он сошел с парохода у своего причала, так и не оставив следа в ее душе. А через четверть часа у Малин была куда более волнующая встреча, которая заставила ее позабыть обо всем остальном. Она произошла, когда пароход причалил к следующей пристани и она впервые увидела Сальткроку. Вот что написала она об этой встрече в своем дневнике:

Малин, Малин, где ты пропадала? Остров всегда поджидал тебя — он тихо и спокойно лежал на взморье со своими трогательными сараями, ветхими причалами, рыбачьими лодками и единственной старой улицей — во всей своей трогательной красоте. А ты даже не подозревала о его существовании, разве это не ужасно? Интересно, что думал Бог, создавая этот остров? «Пусть все перемешается здесь, — верно, подумал он. — Пусть будет пустынно и громоздятся серые щербатые скалы, а рядом пусть растут зеленые дубы, березки, цветы на лугу, густой кустарник, да, да, потому что я хочу, чтобы остров утопал в алом шиповнике и белых гирляндах жасмина, когда через тысячи миллионов лет сюда в июньский день приедет Малин Мелькерссон». Да, дорогие мои Юхани и Никлас, я знаю, что вы думаете, когда тайком читаете мой дневник, ну и пусть, думайте: «Вот так фантазерка, ничего себе! » Нет, я вовсе не фантазерка. Я просто рада, понимаете ли вы, что Бог догадался сделать Сальткроку именно такой, а не иной и что он догадался бросить эту жемчужину на самое взморье, где она пребывала в покое и оставалась в своем первозданном виде, дожидаясь моего приезда.

Мелькер сказал:

— Вот увидите! Все сальткроковцы явятся на пристань поглазеть на нас. Мы произведем фурор.

Но все получилось иначе. Когда пароход пришвартовался, дождь лил как из ведра — и на пристани стоял всего один низенький человечек с собачкой. Человечек был девочкой лет семи. Она стояла неподвижно, словно выросшая из причала, и, хотя дождь поливал ее, не шевелилась. Казалось, сам Бог сотворил эту девочку вместе с островом и оставил ее здесь владычицей и стражем на вечные времена.

Малин написала в дневнике:

В жизни мне не приходилось чувствовать себя такой маленькой, как под взглядом этого ребенка, когда я, нагруженная узлами, спускалась под проливным дождем по трапу. Казалось, девочка видела все насквозь. Я подумала, что она — само олицетворение Сальткроки и, если она нас не примет, мы никогда не будем приняты на острове. Поэтому я спросила ее несколько заискивающе, как принято у взрослых в разговорах с маленькими:

— Как тебя зовут?

— Чёрвен [5] Чёрвен (шв.) — колбаска. ,— ответила она.

Ничего себе! Неужели можно зваться Чёрвен и быть такой величественной?

— А пес — твой? — спросила я.

Она посмотрела мне прямо в глаза и спокойно спросила:

— Ты хочешь знать, моя ли это собака, или хочешь знать, как ее зовут?

— И то и другое, — ответила я.

— Пес мой, а зовут его Боцман, — снисходительно сказала она тоном королевы, представляющей своего четвероногого любимца. И какого четвероногого! Это был сенбернар, но такого огромного я в жизни не видела. Он был такой же царственно величественный, как и его хозяйка, и я уж было подумала, что все обитатели этого острова под стать им и на голову выше нас, бедных горожан.

Но тут прибежал, запыхавшись, обыкновенный человек. Как потом оказалось, хозяин лавки. Такой, как все люди.

— Добро пожаловать на Сальткроку! — приветливо поздоровался он. Не успели мы спросить его имя, как он представился: — Ниссе Гранквист.

Но потом несказанно нас удивил.

— Чёрвен, ступай домой! — приказал он величественному ребенку. Подумать только, он смеет так с ней разговаривать! Подумать только, он отец такой девочки! Но она его не очень-то послушалась.

— Кто это велит? — строго спросила девочка. — Мама?

— Нет! Я тебе велю, — ответил отец.

— Тогда не пойду. Я встречаю пароход, — сказала Чёрвен.

Хозяину лавки нужно было спешно принимать товар из города, и у него не было времени урезонивать свою своенравную дочку. И пока мы собирали в кучу свой скарб, она так и стояла под дождем. У нас был довольно жалкий вид, и это не ускользнуло от нее. Я чувствовала ее взгляд на спине, когда мы поплелись к Столяровой усадьбе.

Не одна Чёрвен провожала нас взглядом. Из всех домов вдоль старой улицы из-за занавесок глядели на нашу промокшую процессию внимательные глаза — пожалуй, мы и в самом деле произвели фурор, как и предсказывал папа. Но, по-моему, он уже немного призадумался. И пока мы тащились по улице, на нас снова обрушился целый водопад. Тут Пелле сказал: