Анна Воронова - Глаз мертвеца

Сашка, конечно, ожидал от него какой-нибудь подлянки. Поэтому рухнул сразу, с готовностью, не потому, что ему стало больно, а чтобы меньше били. Сжался, ожидая, что сейчас «прилетит» удар ногой. Но – не «прилетел».

– Чё, разлегся, баклан? Тебя чё, спать сюда звали?

– Приходи к нам, тетя-лошадь, нашу детку покачать, – просюсюкал Бита под общий жизнерадостный ржач.

Мозг у него, похоже, ядовитый, как склад химического оружия. И водятся там не тараканы, а скорпионы с тарантулами. Шрек, вон, ржет громче всех, безмозглый, как кастрюля. С Сявой тоже все понятно – шакал, шестерка, кусок холодца. Подхихикивает. А у Черепа, определенно, вместо мозга в голове кирпич, и мысли у него, наверно, кирпичные…

Подумать «о прекрасном» Сашке не дали возможности.

– Детка, очнись! Дядя хочет, чтоб ты встал. – Бита легонько, носком раздолбанной сандалии поддел его. – Надеюсь, памперс нам не потребуется?

Внутри полыхнуло: «Бита, рожа поганая, тонкогубая, ненавижу, ненавижу, ненавижу…»

Сашка поднялся, стряхнул со штанов пыль и песок. Челюсти его свело от напряжения, но в глубине живота трепыхалась тайная подлая радость – пронесло, пронесло, отпустят!

– Вали отсюда, ссыкло, пока я добрый, – подтвердил его надежды Череп.

Убегать было нельзя – среагируют на движение, догонят, порвут, как Тузик – грелку. Сашка медленно попятился, опасаясь повернуться к ним спиной.

– Тормозни-ка. Мобила есть? – Бита улыбнулся, как садист, выбирающий между щипцами и циркулярной пилой.

Сашка кивнул, похолодев.

– Ну, чего вылупился? Гони!

– Бита, ты чего? – вымученно улыбнулся Сашка. – Что я матери скажу? Вы ж у меня одну подрезали уже.

– Ну, это когда было-то? Триста лет тому назад.

– Два месяца всего, – тихо уточнил Сашка.

– Слышь, я не понял, ты чё, против? Ты чё, наехал, да? Батон крошишь? У нас не парламент, дискуссии не приветствуются. Чё-то ты, ботаник, разбушевался. Нарваться хочешь по полной, да?

– Нет… не хочу.

– Вот и заткнись в тряпочку. Гони трубу, я сказал, жертва аборта!

Знал ведь Сашка, что каждая секунда зачтется ему в минус, а все равно медлил. Мать его точно убьет. Когда он в первый раз телефон «потерял», она здорово расстроилась. Чего только Сашка о себе не услышал! И неблагодарный он, и растяпа, и несобранный, и вообще: «Понимаешь, так нельзя, Александр, понимаешь, нельзя! Когда же ты наконец повзрослеешь?» У них кредит был взят, мама волновалась, экономила на всем. Сашка ее, конечно, простил за непонимание… но все равно, ему было обидно.

Однако Бита ждал, а он вообще-то особым терпением не отличался.

Сашка протянул ему мобильник.

– О, прогресс, этот с фотиком!

Бита, похоже, прекрасно помнил, какую мобилу они подрезали у Сашки в прошлый раз.

– Мужики, ща заценим, чё этот мастер напапараццил! – Он ткнул в «Просмотр». – О, зырьте, телки! А ничё так! Кто такие, почему не знаю? О, а эта – вообще, атас! Слышь, ты, космический дятел! Кто такая, спрашиваю? На порносайте скачал?

– Не твое дело, – шепнул Сашка.

И тут же что-то тоскливо свернулось в его животе, как скисшее молоко.

– Чё?! – не понял Бита.

Сашка прыгнул вперед и ткнул кулаком в ненавистную рожу.

Целил в нос, но промазал.

Бита отлетел к скамейке. Шрек сзади вцепился Сашке в плечо. Сашка успел еще садануть его локтем, но тут по ногам его хлестнула подсечка. Он грохнулся на пол, мгновенно сразу свернулся в клубок – и тут же получил по почкам, по рукам, которыми успел прикрыть голову, по животу, снова по почкам… Боль захлестнула его, брызнули слезы, сандалия Биты смачно впечаталась ему в подбородок.

– Мама! – беззвучно всхлипнул Сашка. – Больнаааа!..

Он приполз домой, держась за стенки, долго тыкал ключом в замок, не попадая в узкую прорезь, и, наконец, ввалился в прихожую. Захлопнул дверь и сполз на пол, по пути приложившись затылком к холодной обивке двери. Посидел пару минут, зажмурившись. Заставил себя подняться.

Приволакивая ногу, он ввалился в ванну, вывернул кран до отказа, долго и жадно глотал холодную воду. Потом сделал воду потеплее, осторожно смыл с лица грязную корку из запекшейся пополам с песком крови. Постанывая, стащил футболку. Поперек ребер вспухла широкая красная полоса, живот болезненно напрягался при каждом движении. Ободранная голень выглядела страшно, но, когда он смыл длинные кровяные полосы, оказалось, что там просто длинная царапина, на которой уже запеклась шершавая корочка. Ничего, терпимо…

Сашка потер шею, пощупал ключицы, спину – сзади, там, где боль отдавалась в позвоночник, – и тихо заплакал. Стало легче. Хорошо, что мама на круглосуточном дежурстве, не видит его, такого красавца!

Вспомнилось, как Бита плюнул ему в лицо – напоследок, и от пережитого унижения ему стало совсем тошно.

Он осторожно вытер полотенцем слезы. Нос каким-то чудом уцелел. Зато противно ныл подбородок – Бита въехал ему ногой в челюсть.

– Ненавижу, – всхлипнул Сашка. – Ненавижу вас, уроды!!

Боль, унижение, жалось к себе, дикая злоба попеременно вспыхивали в его душе, он отшвырнул полотенце и разрыдался – уже в голос. Пришлось потом снова «полоскать» лицо под краном.

Кряхтя и поскуливая, Сашка добрался до большой комнаты, вытащил из шкафчика аптечку. Взялся за йодный карандаш, но тут же малодушно швырнул его обратно. Выбрал перекись водорода, она почти не щипала. Подошел к зеркалу.

Да-а… Прямо картина Репина «Восставшие из ада»!

Зеркало отражало какую-то совсем уж мерзкую рожу с синим подбородком и рассеченной бровью. Огромное ярко-розовое ухо как-то нелепо торчало справа, будто лесной гриб-поганка. Губы вспухли, как оладьи. Щека, которой он проехался по полу веранды, была вся в мелких царапинах и занозах.

Поиграл с пацанами в футбол, называется…

С заноз Сашка и начал. Вытащил их, осторожненько, пинцетом, протер шипящей перекисью, потом заклеил пластырем. То же самое проделал и с подбородком. К губам приложил кусок льда, завернутый в бинт, чтоб не так морозило. Лед приятно холодил, тая на горячей коже, это немного снимало боль.

Сашка покосился на зеркало.

Теперь вид стал получше: телесного цвета пластырь почти сливался с кожей. Но бровь и губы все равно не спрячешь.

Тело болело; его подташнивало, тянуло лечь на диван, вытянуться и замереть. А еще очень тянуло достать где-нибудь гранату и грохнуть Биту со всей компанией! Или взять топор и воткнуть его Черепу в башку! А потом еще раз – хак, хак! Разнести все – к чертям собачьим! А Бите еще и руки предварительно отрубить – заслужил.

В глубине души Сашка знал, что при следующей встрече с этой бандой даже не пикнет, какой уж тут топор, и от этого ему было еще противнее и еще больше жаль себя.

Он нашел в аптечке обезболивающее, запил его безвкусной водой из чайника и со стоном растянулся на своем диване. В форточку залетали веселые вопли – на улице ребята играли в «ляпу», и никому не было дела до Сашкиных невыносимых страданий.