Кэтрин Ласки - Восход звезды

И все стало еще хуже. Меня стали еще больше дразнить и издеваться, но, если кто-то серьезно заболевал и знахарь не мог вылечить его, люди все равно приходили к Гару. К ней приходили даже из других кланов.

Потом – возможно, это было как раз в то же время в прошлом году, – она начала чувствовать себя плохо. Она говорила, что у нее немеют пальцы, и это ощущение распространяется все дальше. Я понимал, что она умирает, и настанет день, когда она отправится в отанг.

– В отанг? – переспросил Грулло.

– Да, таков путь всех людей. Когда они чувствуют, что смерть близко, они часто решают уйти от своих соплеменников и встретить ее в одиночестве. Но… но… – Тихо начал запинаться. – Я не мог смириться с мыслью, что Гару умрет в одиночестве. Ведь она подобрала меня на звериной тропе.

– Она позволила тебе пойти с ней? – спросила Эстрелла.

Тихо ответил не сразу.

– Были условия.

– Какие условия? – спросил Селесто.

– Правила, – ответил Тихо. Он начал говорить, но перешел на язык своего племени. Он говорил теми же словами, что говорила ему Гару; ему казалось, что это она сама говорит сейчас его языком, но лошади не могли понять его. Пока он произносил эти странные для них слова, они услышали где-то в вышине уханье совы. Тихо подумал, что, наверное, это сова-омо. – Вот правила: ты должен молчать. Ты не должен приносить мне еду. И воду.

Потом голос Тихо изменился, и лошади стали понимать больше.

– Ты не должен согревать меня – не ложись со мною рядом и не приноси мне звездное одеяло. Я соткала его для тебя. Не для себя. Если придет пума – беги, пусть она меня съест.

Долго все молчали. Потом Вердад спросил:

– Звездное одеяло? Это какое?

– Последнее, которое она сделала для меня. Приближался мой одиннадцатый день рождения, и она, наверное, знала, что не доживет до этого. Поэтому она выткала и отдала мне его заранее. Звезды на нем были сделаны из большого количества шерсти белого громового зверя.

– Но что случилось с само́й шкурой, которая лежала на полу вашей хижины, откуда она брала шерсть для одеял? – спросил Селесто.

– Она была слишком тяжелой, и я не мог взять ее с собой, когда Гару собралась следовать по пути в отанг. К тому же она все равно не разрешила бы мне. Я думаю, что знахарь забрал ее себе вместе с другими нашими вещами, когда увидел, что я не возвращаюсь. Он сильно желал обладать магией, которая, как он считал, была в этой шкуре.

– А она там была? – спросил Селесто.

Тихо пожал плечами.

– Если магия – это любовь, любовь к тому, кто проклят и якобы приносит несчастье, то да, в нем была магия. Если магия – это учить хромоногого мальчика правильно бросать копье, то да, в нем была магия. Если магия – это учить его делать самые лучшие ловушки, молиться за мать, которой он никогда не знал, и знать, что в первые мгновения его жизни она любила его по-настоящему, потому что у нее никого больше не было, то да, в нем была магия. Но я не думаю, что все это магия. Я думаю, это была Гару. Просто Гару.

Зимний снег растаял, но весенние дожди не начинались. Колючки на можжевельнике ссохлись и пожелтели. Это был верный признак надвигающейся засухи. Весенние засухи не были редкостью, но после сухой осени это было особенно тяжело, и люди Клана Сожженной Реки решили уйти еще дальше на север, чем в прошлом году. Они отправились к горам, где увидели признаки дождя. После смерти Гару власть знахаря усилилась, тем более что старый вождь все больше слабел. Но знахарю все было мало, он хотел еще больше власти. Гару видела все это из стойбищ духов и знала, что пришло время вернуться и найти своему духу новое жилище.

И вот однажды вечером, когда в темнеющем небе повисли темно-лиловые тучи, предвещающие грозу, белолицая сова-омо почувствовала в желудке толчок. «В меня вселился дух», – подумала она и полетела к Желтым Утесам. Она увидела, что люди Клана Сожженной Реки уже нагрузили волокуши и легли спать пораньше, чтобы отправиться в путь с рассветом. Она присела на крышу одной из хижин. В лагере царила полная тишина. Для вождя, который уже не мог передвигаться сам, была приготовлена специальная волокуша, выстланная самыми теплыми шкурами, в том числе и белой шкурой громового зверя. Дух, занявший тело совы-омо, сразу это отметил. «Значит, знахарь пока не наложил на нее свою лапу!» Но что-то беспокоило ее – если не сама шкура, то что-то, связанное с ней.

Рядом с тем местом, где она сидела, в каменной стене виднелась дыра, служившая входом в пещеру. Она напоминала темные пустые глазницы черепа. Сова почувствовала, как по ее маховым перьям пробежал легкий трепет. Ей показалось, что они растут и удлиняются. «Вильфинг, – произнес голос внутри нее. Так это у нас называется. Ты становишься прозрачной, как тень от тростника». Это хозяйка духа Гару, сова-омо, говорила с ней. «Знахарь тебя не увидит. Не беспокойся». И в ту же самую секунду знахарь прошел мимо нее.

«Это он!»

«Да, он».

Внезапно Гару почувствовала, как дрожь внутри тела совы усилилась. Она распахнула крылья. Легкий ветерок шевелил длинные маховые перья. Она взмахнула крыльями и ощутила, как плотный воздух поднимает ее вверх, в полет!

Была темная, безлунная ночь, но ее поразило, как четко она все видит. И слышит. Она могла слышать даже сердцебиение знахаря. Каждый вздох, который он втягивал в легкие и выпускал обратно, был словно ветер, пролетающий по каньону. При этом он еще что-то бормотал. Она услышала собственное имя:

– Гару… Гару… Похоронила ее…

И тут она догадалась, куда он идет. Ему нужна была нить из шерсти громового зверя. Мать Туки, видимо, взяла с собой шапочку и по пути прятала ее в разных местах, не рискуя оставлять у себя. Знахарь, вероятно, выследил ее. Но зачем ему нужна эта шерсть? Ведь вождь скоро умрет, и тогда знахарь сможет забрать себе всю шкуру. Зачем? Зачем?

Знахарь направился прямо к дереву, расщепленному ударом молнии. У матери Туки была причина спрятать шапочку с нитью там потому что считается, что обгоревшее дерево приносит несчастье, но злой тотем, соединенный с чем-то добрым, теряет свою силу. Зло исчезает, и приходит еще больше добра. Говорят, что обгоревшее дерево в таком случае может даже дать новый побег. Это было бы знаком того, что клан нашел плодородную землю. Острыми глазами совы-омо Гару действительно заметила у черного ствола что-то ярко-зеленое. Сожженное дерево проросло. Это был знак обновления, значит, засуха здесь кончалась. Добро победило. «Но ненадолго!» Гару ощутила, как что-то заворчало у нее внутри. Это был желудок ее хозяйки, совы-омо.

Сова уселась на высокую ветку соседнего дерева и стала наблюдать. Знахарь посмотрел на молодой побег и прищелкнул языком. Жажда власти, власти в самой неприкрытой форме, пронизывала его. Он вытащил длинный тонкий нож и срезал побег. Сова-омо ощутила, как у нее скручивает желудок. Гару показалось, что в ней самой что-то разрезали. «Но я же дух, – подумала Гару. – Меня нельзя ранить». И тут она неожиданно поняла! «Как же я раньше не догадалась?! Он не просто знахарь – он колдун». Но что за проклятие он хочет наложить на шапочку? Она увидела, как он начал ковырять землю ножом. Ему не пришлось копать долго. От самой шапочки уже должно было мало что остаться, но ему нужна была только нить из шерсти громового зверя. Она моргнула и снова удивилась четкости своего зрения.