Наталья Щерба - Часовая битва

— Я очень хочу стать часовым архитектором, — твердо заявила Василиса. — Мне нравится зодчество.

— Значит, все-таки есть интерес к власти? — по-своему понял ее великий Дух Осталы. — Твое самое сильное желание — повелевать чужими судьбами? Повелевать Временем?

— Не повелевать, а управлять Временем, — осмелев, поправила Василиса. — Как гласит главный закон часодейства. Я хочу стать зодчим: корректировать, находить ошибки, возвращать прошлое или предугадывать будущее… — перечислила она. — В общем, хочу помогать людям жить чуточку лучше. Мне кажется это интересным и правильным.

— А если люди не хотят жить лучше? — продолжал гнуть какую-то свою линию Астрагор. — Ведь люди разные, Василиса Огнева. Большинство из них ленивы, мелочны, глупы… Зачем им помогать? Пусть живут как хотят. А ты будешь ими управлять, заставлять их делать, что хочешь. Повелевать миллионами…

— Зачем? — не выдержала Василиса.

Астрагор перевел на девочку рассеянный и вместе с тем раздраженный взгляд, словно очнулся от каких-то своих, далеких мыслей.

— Что — зачем, черноключница?

— Зачем повелевать миллионами? Какой в этом интерес?

Василиса украдкой наблюдала за Духом: не разозлил ли его такой вопрос? «Одно из двух, — решила она, — либо сейчас расхохочется, посчитав вопрос глупым, либо сбросит со старочаса…»

— Власть — это единственный смысл существования, — неожиданно ответил Астрагор. — Все остальное — тлен и суета. Власть — это источник, который хмелит получше самого дорогого вина… Нет в мире большего наслаждения, чем ощущение полного всевластия… ощущение страха и покорности людей. Единственное в этом мире имеет вес — чувство личной силы. Яркое, пронзительное ощущение, что только ты можешь превратить эту землю в руины, стереть с полотна времени… Или оставить жить — пусть продолжают влачить свое жалкое существование. Только это имеет значение, черноключница.

Василисе вдруг подумалось, что в ее «учителе» говорит какое-то злое, странное и даже в чем-то жалкое, нелепое разочарование. В мире, людях, собственной судьбе — неизвестно. Это не скука или пресыщенность, решила она. Это что-то очень личное… Возможно, разочарование в конкретном человеке. Или группе людей… В Ордене Непростых? А может, в самом Времени?

Астрагор надолго замолчал. Василиса переключилась на созерцание великолепных горных пейзажей, одновременно пытаясь успокоиться, — слова Духа почему-то сильно ее взволновали, хотя он не кричал, не ругался, всего лишь спрашивал.

Старочасы поплыли над самым лесом, плавно лавируя между верхушками деревьев. Солнце давно вышло из-за облаков, расцветив мир в алые и розово-золотистые краски. Василиса уже догадалась, что Астрагор ведет ее в Драголис. Только бы не пришлось гоняться за марами или проходить еще какой-нибудь обряд Непростых, наверняка такой же странный, как и первый.

— Я знаю, что ты увидела в часольбоме, черноключница, — вдруг заговорил Астрагор. — И наверняка догадалась о связи двух подброшенных монеток.

Невольно Василиса вся подобралась и замерла, боясь пошевелиться. Ей вдруг стало по-настоящему страшно. Сначала Астрагор проявил осведомленность по поводу ее намеренной неудачи в Расколотом Замке и планах ее возможного побега, потом начались эти его странные откровения о власти, а теперь — пожалуйста, он знает даже о Рунисе!

— Признаться, это обстоятельство заинтересовало меня, — размеренно продолжил Астрагор. — Ты движешься в верном направлении и неимоверно близка к разгадке.

В его тоне сквозила некая безмятежность — со стороны он походил на человека, просто любующегося красотой восходящего солнца.

— Но я уверен: тебе кто-то помог, — продолжил Дух. — Поэтому, чтобы ты не старалась зря, я сам открою тебе эту тайну. Да, Рунис — это я. Моя единственная подлинная судьба, которую мне пришлось не раз корректировать.

Василиса промолчала. Да и что она могла сказать? Ей приходило в голову, что Рунис — это Астрагор и что та злосчастная монетка изменила его судьбу. А после другая монетка изменила судьбу Фэша…

— Мне все равно, как ты используешь эту информацию. После того как ты поможешь открыть Бронзовую и Рубиновую Комнаты, я отпущу тебя, — продолжил Астрагор. — Думаю, это все, что мне потребуется от твоего дара.

— А Фэша? — вырвалось у Василисы. — Его вы тоже отпустите?

Астрагор не ответил — их старочасы начали плавное снижение и вскоре полетели между пушистыми сосновыми ветками, густо усеянными молодыми шишками. Алый старочас Василисы двигался быстро, и на крутых поворотах ей приходилось спешно хвататься за плотные, шершавые лепестки, чтобы не упасть. Впрочем, вскоре ее часовой цветок замер в полуметре от земли, предлагая девочке спуститься.

Дух первый спрыгнул со своего старочаса — легко, по-мальчишески, и Василису еще раз неприятно кольнула его схожесть с Марком.

— Ну что же, начнем, — произнес он, смерив ученицу внимательным взглядом. — За свою тысячелетнюю жизнь я научился главному — вовремя распознавать знаки судьбы… Часовое превращение — это твоя судьба, ее символ. Покажи, на что ты способна.

Василиса кивнула, втайне надеясь, что Астрагор не причинит ей зла сейчас, а действительно научит превращаться в какое-нибудь существо. Хорошо бы в русалку, лунопташку или треугла. Или даже в сову.

— Сейчас я проведу короткое зачасование, — продолжил Астрагор, перейдя на вкрадчивый тон. — Не бойся, черноключница, — добавил он с усмешкой, глядя, как вытянулось лицо у Василисы при таком известии. — Твой дух обретет свободу и полетит над этим часодейным лесом, пока ты не превратишься в какого-нибудь зверя, птицу, а может, насекомого или рептилию… Посмотрим, на что хватит твоих сил… И предназначения.

Астрагор резко взмахнул часовой стрелой и провернул ею сложный финт; Василису что-то сильно толкнуло в спину, закружило вокруг себя и подбросило вверх на три-четыре метра. Перепугавшись, она хотела вызвать крылья, но этого не понадобилось: ее тело вдруг стало неимоверно легким, будто совершенно лишилось физического веса. Чтобы вернуть привычное ощущение тяжести, Василиса изо всех сил замахала руками и крыльями, но напрасно — ее тело исчезло.

Она словно бы превратилась в быстрый летний ветер, блуждающий меж ветвей и листьев, кружащий в широких кронах, скользящий по мшистым кочкам и узловатым корням деревьев. Ее зрение, слух и обоняние обострились до неимоверных пределов: она чувствовала каждый листик на дереве, ощущала биение сердца всякого живого существа, обитающего в этом чудесном лесу.

Где-то невдалеке хрустнула сухая ветка — это пробежал под кустами серый заяц, вон промелькнул в чаще рыжий лисий хвост, проскакала по стволу сосны белка, а где-то в вышине пропорхнула стайка черно-белых птиц.