Евгений Некрасов - Большая книга ужасов – 56 (сборник)

– Да, нормально. И еще, что я мобилу дома забыл, пусть не дергается, я ей днем перезвоню.

– Все, эсэмэску я отправила. Пошли, у нас еще до утра дел много.

Сашка сунул ключи в карман, оглянулся в последний раз на кусты, где притаилась собака-призрак, – и они пошли.

Огонь, примериваясь, лизнул березовый ствол. Береста вспыхнула мгновенно и жарко, радостно, будто всю жизнь мечтала сгореть. Череп хлестнул по волне пламени мокрым лапником, но оно буквально через секунду насмешливо возродилось на том же самом месте. Повалил дым, и ему пришлось отступить. Береза затрещала. Дым душил, выедал глаза, слезы лились по щекам потоками, все плыло вокруг него, жар опалял лицо.

Череп неосмотрительно вдохнул жаркий воздух полной грудью, закашлялся и отступил, пригибаясь. Пламя хищно побежало вверх по стволу. Траву вокруг дерева он погасил, но тут и там курились дымные очажки, искры летели во все стороны. У него на глазах отскочивший в сторону уголек упал на сухую кочку, и тотчас язык пламени рванул вверх, вся кочка разом занялась, затрещала. Череп с ненавистью обрушил на нее мокрые ветки – и трава тотчас закурилась едким дымом, от чего он закашлялся еще сильнее.

Кто-то дернул его сзади за плечо – Бита, конечно, весь в копоти, волосы обгорели, только белки глаз сверкают. Череп тупо смотрел, как приятель беззвучно шевелит потрескавшимися губами, а его подпаленная челка смешно закручивается вверх. Звук его голоса возник в ушах внезапно, будто его включили.

– Уходим, брось! – прохрипел Бита. – Тут уже все кругом горит! Все, хана!

Пока Череп, пригибаясь, махал, пытаясь сбить огонь лапником, смотреть по сторонам ему было некогда. А теперь он быстро сориентировался. Огонь, оказывается, прополз по траве за их спинами и уже радостно и мощно ревел в молодом ельнике, дыбился возле вывороченной сосны. Все вокруг заволокло дымом, поднимавшийся снизу ветер раздул в камышах настоящее огненное озеро. Они сунулись было назад, к тропе, но там страшно полыхал невысокий сосняк.

– Там мы не пройдем! – Бита подавился кашлем. – Вокруг озера давай, сюда!

Он проломился, задыхаясь, сквозь еловую поросль, запетлял по дымному лесу. Череп тяжело хрипел за его плечом. Метров через сто дым перестал забивать легкие, и Череп без сил повалился в белый высохший мох. Бита рухнул рядом с ним.

– Ты пожарным звонил? – спросил Череп через минуту. – Горит ведь!

– Чего я, больной, что ли?! Они ж потом привяжутся – не отвяжутся: да что ты там делал, да зачем там ходил-бродил, да не ты ли, свинья, и поджег?! На фига мне такой геморрой? Охота тебе связываться – сам им звони, короче. А я и так у ментов в черном списке. Мне лишние проблемы ни к чему.

Череп прислушался. Ветер гудел в верхушках деревьев, лес стонал, как живое существо, шуршал, качались стволы деревьев, трещали их ветки.

– Ладно, турики дым увидят – сами им позвонят, – решил Череп. – Место людное. Пошли, нам вокруг озера еще часа два в обход переть, домой вернемся затемно…

Сердце его тяжело бухало в груди, язык противно прилипал к пересохшей гортани, глаза слезились. От дыма слегка подташнивало. Череп не жрал с обеда, но есть совсем не хотелось, а хотелось только пить, пить и пить.

– Свернем, тут родничок есть, чуть в сторонке, иначе я подохну, если не напьюсь.

Бита только вымученно кивнул. Ему сильно досталось – покрыло его языком пламени, и теперь он осторожно дул на красную обожженную кисть.

– Герой, – невольно хмыкнул Череп. – Звони пожарным, они тебе медаль дадут. Во всю попу!

– Да я б потушил, если б не ты! – вяло окрысился Бита. – Ты виноват, ты меня оттащил за каким-то хефреном, падре!

– Ага, потушил бы… Не хотел я, чтобы ты в шашлык превратился, падре, ты сам… Ладно, валить надо отсюда пошустрее.

Переругиваясь на ходу, они свернули на тропу, ведущую к роднику. А ветер выл над лесом, трепал верхушки елей, и лес гудел все сильнее, хлопали ветки, будто деревья хотели оторваться от земли и улететь, унося в своих корнях, как в цепких когтистых лапах, ручьи и озера.

Сашка, чертыхнувшись, заскакал на одном месте, затряс босой ногой – колючий камешек больно впился в непривычную к подобным экстремальным походам ступню. Это был примерно двести пятьдесят первый камешек с начала пути. А уж каким зверским орудием пытки для пяток оказались сосновые шишки, уму непостижимо! Инквизиторы дружно рыдают от зависти, изливают слезы целыми тазиками. Это же не шишки, это мечта ниндзя! Впрочем, то и дело впиваясь в его пятки, они странным образом прочистили ему мозги. Недаром говорят – сердце в пятки ушло. Мозги, наверно, от страха прячутся там же, в пятках.

Нет, Сашка так и не вспомнил, что же произошло ночью в квартире. Но отчего-то он совсем перестал волноваться. Действительно, что уж тут переживать, коли ты топаешь рядом со слегка свихнувшейся девчонкой, направляясь неизвестно куда. С девчонкой, которую ты видишь второй раз в жизни, которая вдруг явилась среди ночи, спугнула собаку-призрака и теперь травит байки из жизни оборотней и вампиров! Каких еще чудес после этого ждать от мира? Разве что стада мохнорылых розовых слонов. Или волнующей душу встречи с одиноким говорящим холодильником.

Сашка ничему бы уже не удивился, но спящий город был пуст и тих. Ни одного, понимаешь, щебечущего на дереве слона!

Впереди замаячил железнодорожный мост, за которым угадывалась Ладога и начинались частные дома с огородами.

– Скоро придем, минут десять осталось.

Девчонка точно умела читать чужие мысли.

Сашка потер ногу. Они шагали по теплому асфальту, по самому центру пустой дороги. Редко-редко мимо них проезжала машина, ее было слышно издалека, и Вега заранее сворачивала к обочине. Тут-то Сашка и начинал чертыхаться, выковыривая из ступней вредные камешки, – вся обочина ощетинилась сплошной каменистой россыпью. А вот на асфальте было хорошо – шершаво, твердо, тепло.

– Трясину бродячую можно приманить на жабу. Если кто-нибудь придет в безлунную ночь на болото и запалит маленький костер, жабу с собой возьмет – тому трясина и явится. Ровно в полночь, когда угли прогорят, жабу надо бросить в центр костра…

– Откуда ты все это знаешь? Неужели кидала?

Вега покрутила пальцем у виска:

– Дурак, что ли?! Живых тварей мучить нельзя. Это – закон!

– Какой такой закон, интересно?

– Мой, личный. У каждого есть свой закон. Вот у тебя – какой?

– Нет у меня никаких законов, – ответил Сашка, который, честно говоря, никогда ни о чем подобном не задумывался.

– Значит, ты его просто еще не открыл.

– А ты, значит, открыла? На болоте, с жабами?

Вега долго молчала, потом нехотя ответила:

– Я видела один раз издалека, как ее жгли. И трясина пришла на зов… А они… Все они отчего-то думают, что смогут подчинить ее себе. А бродячая трясина – это тебе не жаба, и даже не собака, она всегда дикая. Из нее один ход – в мертвое озеро.