Юрий Томин - Карусели над городом

Сук ударился о сосну, разлетелся на куски. Скрюченная фигурка метнулась в сторону и скрылась за кустами.

– В обход пошел, – заметил Борис. – Давайте выйдем на полянку, там он к нам не подберется.

На полянке они присели на поваленное дерево.

– Борис, – сказал Алексей Палыч, – я, кажется, понял. Вчера, когда мы ужинали...

Вчера, когда в доме Мухиных ужинали, за столом собралась вся семья: Анна Максимовна еще не ушла на дежурство, Алексей Палыч уже пришел из школы, дочь Татьяна успела вернуться из города, а летчик Саша был отпущен сразу после работы, как и все нормальные люди.

Анна Максимовна была в плохом настроении: Андрюша сегодня капризничал, днем не спал, и она не успела сбегать в магазин, до которого было двести метров.

– Разносолов не будет, – предупредила Анна Максимовна. – Ешьте что дают.

На эту реплику никто не ответил. Алексей Палыч, как человек, чувствующий за собой вину, старался быть незаметней; дочка, понимавшая, что мать чем-то раздражена, понимала также, что в ближайшие лет пять Анна Максимовна еще будет нужна. Летчик Саша был вообще молчалив от природы.

Но сегодня Анне Максимовне очень хотелось, чтобы ей возразили.

– Ну, что же молчите? – спросила она. – Рассказали бы хоть кто-нибудь, как день прошел.

На это предложение тоже никто не откликнулся.

– Татьяна?

– Мам, ну что у меня может быть нового? Лекции... скоро зачеты...

– Алексей?

У Алексея Палыча новости были – такие новости, что о них не то что говорить, а даже думать не хотелось.

– У меня, Аня, ничего, все по-старому.

Анна Максимовна взглянула было на Сашу, но тут же безнадежно махнула рукой.

– Выходит, у меня одной новости, – сказала она. – У нас в доме завелись мыши. Довольно странные мыши. А может быть, крысы. Правда, я еще не встречала таких крыс. Продукты едят вместе с жестянками.

При слове "продукты" Алексей Палыч слегка похолодел.

– А что случилось? – спросила Татьяна.

– Сама понять не могу, – сказала Анна Максимовна. – Сегодня полезла на полку в прихожей, хотела Андрюшке баночку яблочного сока открыть. Смотрю – как будто чего-то не хватает. Стала считать – не хватает двух пачек "Малыша", двух баночек сока и пачки рисово-молочной смеси.

За столом снова установилось молчание.

Летчик Саша, несмотря на природную скромность, обладал воображением. Он представил себе, как ночью, под одеялом жует рисово-молочную смесь, и покраснел. Алексей Палыч тоже покраснел, но совсем по другой причине.

– Ну ладно – мыши, – продолжала Анна Максимовна. – Но баночки-то стеклянные с железной крышкой. Их не то что мышь, собака не унесет.

– Может, ты скормила и забыла? – предположила Татьяна.

– Как же я могу забыть? – возмутилась Анна Максимовна. – Разве я не помню, сколько заплатила! Два двадцать пять, три раза по шестьдесят четыре, рубль семьдесят семь и сосиски по два шестьдесят. Восемь пятьдесят четыре! Две копейки она не сдала, я промолчала. Восемь тридцать шесть. Как раз на три двенадцать не хватает.

Из этого подсчета, понятного только Анне Максимовне, было ясно, что ошибиться она не могла.

– Куда же все это делось? – спросила Татьяна.

– Вот и я интересуюсь – куда.

– Но ведь не мы же съели, – сказала Татьяна.

– А кто? И не в деньгах дело. Просто интересно – кто мог взять? Украли, что ли?

– Теперь уже и мне интересно, – сказала Татьяна.

Алексей Палыч кашлянул.

– Таня, перестань спорить с матерью, дай ей спокойно поужинать.

– Разве я спорю? – спросила Татьяна. – Если из дома пропадают никому не нужные вещи, то просто любопытно, кто их мог взять.

– Не нужные никому, кроме ребенка, – осмелился заметить Саша, и у Алексея Палыча задрожали колени. Молчаливый Саша попал в самое яблочко. Ведь детское питание не нужно никому, кроме ребенка. Ребенок сам взять не может. Значит, продукты взяли для ребенка. Такой, и только такой, вывод следовал из Сашиных слов. Алексей Палыч понимал это совершенно ясно. Теперь оставалось только выяснить: кто? Дальше Алексей Палыч боялся думать.

– Выходит, он сам взял? – И Анна Максимовна кивнула на кроватку, где в позе лягушки, распластавшись на животе, сладко спал Андрюша.

Алексей Палыч произнес нечто среднее между "ха-ха" и "хе-хе", показывая тем самым, что шутку жены он оценил. И напрасно произнес. Ведь сказано: не высовывайся...

– Алексей, а уж не ты ли? – спросила Анна Максимовна.

Тут пришла пора сказать, что Анна Максимовна не ошиблась: продукты похитил как раз Алексей Палыч. Но признаваться у него не было никакого желания, потому что тогда-то и возникал самый страшный вопрос: зачем?

Ответить на этот вопрос Алексей Палыч не мог и потому избрал популярную среди неопытных преступников тактику: на вопрос отвечать вопросом. В этой тактике было два преимущества: первое – он не лгал; второе – он заставлял следователя самого отвечать на свои же вопросы.

– Зачем же они мне? – храбро спросил Алексей Палыч и даже пожал плечами.

– Я уж не знаю – зачем, – сказал Анна Максимовна. – Помню, тебе для каких-то опытов клейстер понадобился, унес ты тогда из дома пакет с мукой.

– Клейстер – другое дело. Но какие же могут быть опыты с яблочным соком?

– А может быть, тебе банки понадобились...

– Зачем же мне банки? Разве дома мало пустых банок?

Надо сказать, что врать Алексей Палыч был не мастер. И тактика его только потому позволяла уклоняться от истины, что Анна Максимовна была неопытным следователем.

Опытный следователь ставит вопрос прямо: "да" или "нет", "ты" или "не ты"? Тут-то преступник и выдает себя замешательством или каким-нибудь вилянием. Но Анна Максимовна не была специалистом по допросам.

– Это верно, – сказала она, – банок дома полно. А рисовой смеси ты тоже не брал?

– Зачем мне рисовая смесь? – гнул свое Алексей Палыч.

– Папа, тебя же никто не обвиняет. Ты просто скажи: "Не я", вмешалась настырная Татьяна.

– Зачем мне две пачки "Малыша"? – уже по инерции забежал вперед Алексей Палыч.

Татьяна как-то странно взглянула на отца.

Алексей Палыч подумал, что Татьяниного допроса он может не выдержать. И тут заревел Андрюша...

Внук заревел настолько кстати, что Алексей Палыч мысленно поклялся купить ему велосипед этим же летом.

Женщины бросились к ребенку.

Алексей Палыч смылся. Он исчез из комнаты беззвучно и быстро, как исчезает изображение на экране выключенного телевизора...

Вот о чем узнал Борис Куликов в ясный весенний день в пустом весеннем лесу.

– Ну и что страшного? Вы же не признались, – сказал Борис. – Меня тоже спрашивали насчет одеяла, я говорю: не брал, и все.

– Кстати, как у тебя обошлось?

– Так и обошлось: сколько раз спрашивали, столько я и отказывался.