Клайв Баркер - Абарат: Первая книга часов

Но стоит ей ответить согласием на это предложение, как она окажется во власти Пикслера. Под его неусыпным надзором. В его городе. В качестве его гостьи. Или пленницы?

— Ты, я вижу, колеблешься, — с надеждой произнес Пикслер, вглядываясь в лицо Кэнди. — Думаешь об уютном тихом уголке, где можно как следует выспаться, верно?

«Уж не читает ли он мои мысли?» — испугалась Кэнди и, чтобы лишить коротышку такой возможности, решила переключить внимание на что-нибудь постороннее. И повернулась к тем деревьям, в ветвях которых застрял мотылек.

Там шли уже самые последние приготовления к плавному спуску насекомого на землю. Доггет, задрав голову, отрывисто выкрикивал команды. Его подручные суетились вокруг. И тут случилось то, чего никто из них не ожидал и не мог предвидеть. Тело мертвой бабочки внезапно с треском обрушилось вниз. Соприкоснувшись с землей, оно взорвалось снопом ослепительных разноцветных искр.

Однако при падении из ее гигантского туловища высвободились не только яркие краски и слепящий свет. Перед глазами окружающих внезапно появились один за другим четыре или пять огромных контуров человеческих черепов. Они вынырнули из кучи светящейся трухи, в которую превратился труп насекомого, и, покачиваясь на ветру, уплыли ввысь.

От Кэнди, как ни была она поглощена этим неправдоподобным зрелищем, все же не ускользнуло, что Пикслер и Берч, не говоря уже о Доггете и его помощниках, увлечены им гораздо больше и не обращают внимания ни на что другое. Грех было не воспользоваться моментом. Она осторожно отступила на шаг назад. Помедлив, сделала еще шажок, потом еще и еще. Берч и Пикслер не видели ничего вокруг, кроме останков мотылька, по-прежнему брызжущих яркими искрами. Для них это наверняка было чем-то вроде неожиданного фейерверка, от которого оба были не в силах оторвать глаз.

Кэнди глубоко вздохнула, повернулась и помчалась прочь что было сил.

Ей потребовалось совсем немного времени, чтобы добежать до опушки, где она остановилась, чтобы осмотреться и перевести дух. Силуэты Берча и Пикслера хорошо были видны на фоне ослепительного пятна. Останки бабочки все еще продолжали испускать яркий свет. По тому, с какой растерянностью Берч и Пикслер озирались вокруг, Кэнди поняла, что ее исчезновение обнаружено. Но оба они слишком долго любовались свечением мотылька, и оно их порядком ослепило. Теперь их глазам не скоро еще удастся привыкнуть к окружающей тьме, под покровом которой Кэнди чувствовала себя почти в безопасности. Сколько бы они ни смотрели по сторонам, в том числе и туда, где неподвижно стояла Кэнди, они ее не замечали.

Но вот Пикслер что-то прокричал Берчу, и негр со всех ног бросился к гондолам воздушных шаров.

«Отправился за подмогой, — подумала Кэнди. — Пожалуй, мне пора отсюда убраться подобру-поздорову».

Она повернулась спиной к преследователям и мотыльку и стала разглядывать окружающий ландшафт, освещенный вечерними звездами. Остров Простофиль изобиловал невысокими покатыми холмами. На вершине одного из таких холмов, примерно в миле от того места, где она стояла, Кэнди заметила невысокое здание с большим куполом вместо крыши и освещенными окнами. Раз там горит свет, подумала Кэнди, значит, в доме кто-то есть. Ну а если это какая-то церковь или молельня (иначе зачем бы там вместо крыши соорудили купол?), то она открыта для прихожан. И для ищущих убежища. Именно в этом она нуждалась сейчас, как никогда.

Кэнди не стала оглядываться на Роджо с помощниками и догоравшую моль с высвобождавшимися из ее тела призраками. Не задумываясь, она помчалась вниз с небольшой возвышенности, у края которой заканчивался лес. И вскоре деревья остались далеко позади, а голоса Пикслера и Берча перестали быть слышны.

Впервые за все время своего пребывания в Абарате Кэнди была совершенно одна. Поблизости от нее не было ни охотников, ни морских прыгунов, ни Изарис, ни Сэмюеля Клеппа, ни Джона Хвата с его братьями.

Только мисс Кэнди Квокенбуш из Цыптауна. Да еще незнакомые звезды, усеявшие небо над головой.

В душе ее невесть откуда возникло и стало нарастать чувство свободы, безграничной свободы и огромной радости.

Оно переполняло ее, накрывало с головой, оно требовало выхода. И Кэнди запела в такт своим шагам. В эту минуту ей на ум не пришел ни один из напевов, выученных в Иноземье. Она стала напевать смешную незатейливую пародию на рождественскую песню, которую услыхала от морских прыгунов:

Как ни странно, Кэнди прекрасно помнила слова, и ее не покидало чувство, что эта песенка знакома ей с давних-давних пор. Чего, разумеется, никак не могло быть. И тем не менее она спела ее без запинки, так, словно выучила еще в детском саду.

«Ох, ну что поделаешь, — думала она, не прекращая петь. — Это всего лишь еще одна загадка».

И, преисполнившись надежды, что рано или поздно разгадка найдется, а также — и по возможности скорее — что-нибудь съестное, Кэнди шла и шла вперед, распевая о тритонах и моржественских елках.

Джон Хват вовсе не хвастался и ничего не преувеличивал, а говорил чистую правду, когда величал себя и своих братьев преступниками высочайшей квалификации. Откуда только не уносили они добычу за годы своей воровской деятельности, какие только сокровища не проходили через их руки! А попались Джоны только раз, да и то им посчастливилось совершить побег, выбросившись за борт полицейского катера, который перевозил их на Веббу Гаснущий День.

Преступных эпизодов в жизни братьев было слишком много, чтобы помнить о каждом из них, но к некоторым, самым ярким и значительным, они неизменно возвращались мыслями в редкие часы отдохновения. Эти особые случаи были предметом профессиональной гордости, поводом для вполне заслуженного самолюбования. Взять, к примеру, ограбление дворца Мельюса Найса, что на горе Фуфуля. Ну и доходное же оказалось дельце! Они стащили все до единого костюмы, в которых Найсу случалось щеголять на Какодемонических карнавалах на Утехе Плоти: шестьдесят один наряд, расшитый драгоценными камнями и звездными нитями. А всего через какой-нибудь год они пробрались в тюрьму на Окалине и украли татуировки, которые покрывали кожу гангстера по имени Мокак-Мокак. Бедняга снова сделался таким, каким вышел из материнской утробы, — без единого рисунка на теле.

А затем последовал взлом Хранилища Воспоминаний. Сто один зал музея был тесно уставлен предметами, некогда принадлежавшими самым богатым и знаменитым гражданам Абарата. Коллекция эта начала создаваться еще в те далекие времена, когда острова представляли собой союз двадцати четырех племен.