Эдуард Веркин - Снежные псы

Ну, я, само собой, скромно промолчал.

— Вот и я о том же, — покивал Перец. — Но ситуация не столь безнадежна. Помнишь поэтический ристаж? Там паренек еще был, Ракитченко…

Я покачал головой.

— Не помнишь?

— Не. «Беспредел» вышиб все, что только можно вышибить. Знаешь, такой мощный культурный шок, что как-то память… дала сбой. Как всегда.

— Не, у меня тоже, конечно, «Беспредел» шок вызвал, — снова покивал Перец, — но, видимо, не такой сильный. Я там еще кое-что другое услышал. Так вот, Ракитченко тот вроде ничего, умеет сочинять… Во всяком случае, никого лучше мы не найдем здесь. Надо его сюда приволочь, выжать драконьи слезы, излечить тебя от рыбок…

— А потом? — перебил я.

— Потом надо кое-что сделать, кое-куда отправиться…

— Нет, что с Ракитченко потом будем делать?

Я поднапрягся и вспомнил парня — он был явно не приспособлен для проживания в СМ. Сопля.

— Нам ведь необходим специалист по идеологии…

— По чему? — не понял я.

— По идеологии, по связям с общественностью.

— Зачем нам связи с общественностью?

— Для ведения информационной войны, — спокойно пояснил Перец. — Надо сочинять листовки, организовывать операции подрывного характера, готовить массированную акцию…

— Против Деспотата?

Перец плюнул.

— При чем тут Деспотат? Деспотат ерунда, его мы в полсчета распотрошим, с полплевка.

Я бы не был так беспечен. Деспотат тревожил часто. Регулярно. Великий Пендрагон, Не Осквернивший Седла, никак не мог смириться с нами. Сначала по мелочи пакостил, насылал какую-то жалкую порчу. У меня вот, к примеру, регулярно открывалась икота, и Перец сказал, что икотчики — такие мелкие японские проклятия, которые убивать не убивают, но и жить толком не дают. Месяца два назад они меня чуть не замучили.

А с месяц назад и вообще случилось… нашествие кобольдов. Хорошо спланированное. С разных сторон вторглись, скоординированно. Только зря, бесполезно — от остальной Страны Мечты нас отделяют горы и ледяное пространство. К условному востоку горы вообще непроходимые. К условному югу в горах есть, правда, ущелье, но все равно непроходимо — после ущелья снег километров на пятьдесят, а может, больше. Не знаю, как тогда Перец протащил меня через все это…

Ну да, конечно, для него же расстояний нет.

Для Перца нет, для кобольдов есть. Так вот, кобольдовое нашествие застряло и замерзло. Если подняться повыше в горы, можно увидеть — в снежное поле врезаются черные рваные клинья. А если спуститься пониже, то другое можно увидеть: кобольды, вмерзшие в снег. Некоторых мы побили, другие сами замерзли. Вообще, с ними не так уж сложно воевать. Если бы еще не их количество… Интересно, где Ляжка стольких набрал? Наверное, не одно гоблиновское кладбище распотрошил.

— Деспотат потом все-таки, — Перец перебил мои мысли. — Для начала надо поговорить с…

Перец замолчал и вздохнул. Так я и не услышал, с кем Перцу надо поговорить.

— И вообще, я зашел к тебе, чтобы кое-что обсудить.

Перец слез с перил.

— Ну, давай обсудим, — кивнул я.

— Не здесь же.

— Опять на мост? — поморщился я.

— Да, на мост. На мосту как раз обстановка подходящая.

Угу, подумал я, для таких психов как раз подходящая.

— Пойдем, пойдем… — Перец направился к лестнице.

Я обернулся к троице и гаркнул:

— Свободны! Два часа!

Шшур! Горыны сорвались с крыши. Щек зацепил кирпичный парапет, парапет качнулся и обрушился вниз.

— М-да… — оглянулся Перец. — С координацией у них вилы… Давай, поспешай…

И Перец остановился в задумчивости.

— Сейчас только…

Потом подошел к краю крыши, уперся ногой в оставшееся ограждение, толкнул. Парапет ушел. Бух! Дом трясануло. Перец довольно улыбнулся и стал подбираться к старой, выветренной трубе на краю крыши. Я не стал смотреть на этот маразм, пошагал к лестнице. Когда спустился до третьего этажа, дом трясануло еще раз, видимо, Перец трубу все-таки столкнул.

Кинг-Конг недорезанный.

Я зашагал быстрее.

Перец догнал меня уже на улице Горноспасательной, в том месте, где она ломалась и круто шла к реке.

— Хочу посидеть на дорожку, — сказал он. — И это… там красиво.

Романтик чертов. Грааль он отыскал, а на крыше поговорить ему влом, видите ли… Эстет.

— Там медведи могут быть, — напомнил я. — Поговорить не дадут, будем отстреливаться.

— Да пусть с ними… — Перец плюнул, плевок застыл, покатился под горку.

Улица Горноспасательная похожа на ущелье. Сама узенькая, по обеим сторонам высокие дома. Здесь всегда сумрачно, даже темно. Идешь как по темному туннелю, которому конца не будет. Затем неожиданно дорога перегибается вниз, и к реке буквально выскакиваешь.

Река, конечно, замерзшая. Даже не замерзшая, а промерзшая до дна. Но сверху снегом ее не замело, и когда стоишь на льду, то кажется, будто болтаешься над пустотой. Все видно, каждого хариуса, каждую малявку. А у самого дна что-то похожее на осьминога, но разобрать трудно. Перец говорит, что это водяной. Я раньше все собирался взять бластер и прожечь до дна дыру, да не собрался, а теперь вот не знаю даже… Зачем мне водяной?

Над рекой мост. Весьма примечательная штука. Мост перекидной и висит высоко над водой. Однако до другого берега не дотягивается, обрывается прямо над центром реки. Причем обрывается просто так, будто ножом срезал кто.

Получается мост в никуда.

Мы остановились над рекой.

— Это место мне особенно нравится, — сказал Перец.

— Почему? — спросил я.

— Очень наглядно. — Перец кивнул на мост. — Прекрасно демонстрирует главный принцип Страны Мечты.

— И что за принцип, если не секрет?

— Мечта имеет границы, — промолвил Перец и начал спускаться по улице к реке.

Аккуратно, как старичок, честное слово. Приглядывался, куда ступить, кряхтел, поскальзывался, бил себя ножнами по коленям. Я тоже спускался, но по-нормальному, без выделывания, просто осторожно. Я сюда нечасто вообще-то хожу, мне мост, да еще в таком виде, не нравится. Есть в нем что-то неприятное. Мост, который через овраг — ну, там, где столбы все время гудят, — мне просто безразличен, я к нему спокойно отношусь, а этот меня напрягает. Какой-то недоделанный. Вообще, мост — символ пути в другой мир, во всех культурах так. Место опасное и мистическое, под ним всегда черти водятся. И мне кажется, недаром Перец так этот мост любит. Ну да мне все равно.

Мост обладал еще одной странностью — на нем росли сосульки. Но не сверху вниз, а снизу вверх. Сталагмиты. Если то, что мост обрывался над рекой, я еще мог как-то объяснить — строили-строили, да недостроили, — то сталагмиты не объяснялись никак. Впрочем, я уже давно понял, что искать всему объяснений не стоит.

В сталагмитах была проложена тропинка, по ней мы прошли до самого обрыва. Вернее, обреза.