Эдуард Веркин - Снежные псы

— Я много чего сделал. Ты все же ознакомься.

Лара взяла бумагу, прочитала вслух:

— Список мероприятий… Это что?

— Это список мероприятий. То, что нам надо сделать. Читай, читай.

— Список мероприятий, намеченных на ближайший месяц, — стала читать Лара. — Во-первых, проект «Двери», уничтожение установки… Слушай, я согласна. Согласна и могу, если хочешь, подпись свою сразу поставить. Только давай для начала решим с севером. Дракон, которого он хочет вырастить… Это будет смерть. На самом деле смерть, как ты не поймешь! Ты зачем вообще с нами пошел? Ты почему здесь?

— Читай сначала, — потребовал я и немного подпустил в голос угрозы. — Это важно. Или будем спорить, кто тут главный?

— Да не будем мы спорить, — поморщилась Лара. — Не будем. Ты главный. Ты. Успокойся.

— Я спокоен. Читай программу.

Лара стала читать. Программа небольшая, но Лара изучала ее достаточно долго.

— Видишь ли, Лара, мы недавно разнесли Деспотат. Сожгли его, разметали, ничего не осталось. И во время данного мероприятия я наткнулся на несколько странных вещей. Например, на нанощиты.

Лара не отрывалась от бумаги, а я продолжал говорить. Надо же, чтобы она поняла.

— Нанощиты, наножилеты. Совсем новая технология. Откуда тут наножилеты? Я уж не говорю про листовки. Думаю, Ван Холл готовит вторжение. Или что-то в таком духе. Иначе зачем сюда сбрасывает оружие и амуницию? Чтобы мы тут переубивали друг друга? Так что надо с ним разобраться. Пока не поздно. Ты меня не слышишь, Лара?

Она сложила бумагу и протянула ее мне.

— Согласна, надеюсь? — спросил я.

— Да… — произнесла Лара задумчиво, — согласна. Сам сочинил?

— Да нет, я же тупой, такого не могу сочинить, это так…

— Не обижайся. — Она мне руку на плечо положила вдруг.

А я и не обиделся. Солдат на ребенка не обижается. На ребенка, на женщину, бородулю, умственно отсталого баяниста… Да он вообще ни на кого не обижается.

— Просто очень похоже, — сказала она. — Ты так пишешь…

Спросит или не спросит?

Не спрашивала. Забавно. Но я видел, что ей хочется спросить. Видно же, когда человек мается.

Но сам я ей ничего не скажу. Пусть страдает. Все страдают, она тоже.

— На что похоже? — нахмурился я.

— Ну, на стиль такой… с канцеляризмами. — Не сказала, что на Перца. — Гоголь так писал.

— Спасибо за комплимент. Гоголь хороший был писатель, «Вия» написал.

Лара снова принялась на меня пялиться.

— Надо начинать, — продолжал я свое. — Начинать работать по списку. Только вот не знаю, как приступиться. Не посоветуешь?

— Что?

— Ну как что? Что предпринять. Попасть мы туда, в тот мир, без Перца не можем, а Ван Холла не остановить…

Это я с провокативными целями сказал. В смысле спросит — не спросит, почему без Перца. Не спросила. Нервы крепкие.

— И все-таки… — Лара смотрела мимо меня. — Все-таки лучше вернуться…

Я приложил палец к губам.

— Что опять?

Шагнул к ней, взял за руку.

— Эй! — испугалась. — Чего с тобой опять?

Но я уже тащил ее.

— Куда мы… Куда ты меня тащишь?

— Вон в те заросли, — указал я. — В шиповник.

— В какой еще шиповник? Зачем?

— Нужно. — Я увеличил тягловые усилия.

А она принялась слегка упираться. Я не удержался.

— Сударыня, вы волнуетесь совершенно зря, я не испытываю по отношению к вам никаких матримониальных перспектив, можете не надеяться. Видите ли, мое сердце уже отдано Алисе Ступоходовой, и мы с ней собирались обвенчаться в скромной сельской церквушке…

— Чего? — одуревше спросила Лара.

— В сельской церквушке обвенчаться, а потом на перекладных в Биарриц рвануть. С колокольчиками, с бубенцами… Там нас ждет моя мать — милая старушка, между прочим, столбовая дворянка, — она благословит нас. И мы будем жить долго и счастливо на побережье. Детей у нас будет пять. Моя мать будет воспитывать их в духе послушания и любви…

— Какая еще мать?

— Мать-моржиха.

— А, гонишь… — догадалась Лара.

Я шагнул в шиповник, проложил себе путь грудью, как рыцарь, Лара волоклась за мной. Через триста метров шиповника мы оказались на проплешине, поросшей коротенькой аккуратной травой. Здесь перекатывался маленький ручеек, а рядом с ручейком, в самом центре полянки, стоял железный ящик с просверленными дырками размером в палец.

Лара как тот ящик увидела, так сразу и остановилась, будто в глине застряла. И меня остановила — схватила за руку крепко. Руки у нее сильные. Сколько раз замечал — руки у девчонок тощие, никаких мышц вроде нет, а как ладошку сожмут, так мало не покажется. В девчонках сила какого-то другого рода, внутренняя, что ли…

— Это что? — спросила она. — Что это?

— А ты не чувствуешь?

Лара не ответила.

— Странно, — удивился я. — Странно… После фокуса с медведями… Ты что, правда не чувствуешь?

Она смотрела на железный ящик. Правой рукой ухватилась за шиповниковый куст.

— Сюрпризец тебе, — усмехнулся я, — ко дню рождения. У тебя когда день рождения? Так это от меня подарок. Кстати, ты бы перестала ломать зеленые насаждения, а? К тому же вредно для здоровья.

Лара бросила куст, поглядела на свою руку. И я тоже посмотрел на руку. На свою.

— Ты лучше там постой, — сказал я, — поодаль. Минуточку…

Приблизился к ящику, открыл замок, сбив его ботинком. Объявил:

— Дамы и господа! Сейчас вам будет явлено величайшее чудо природы! И даже больше — чудо Вселенной! Внимание! Внимание! Вот и он — воин зла! Валькирия, кровь войны, бестия морталес! Любуйтесь! За просмотр полтора доллара, для детей и слабоумных пятьдесят центов! Проходите, сударыня, не стесняйтесь!

После чего пнул по ящику и отпрыгнул в сторону.

Он был черным. Как уголь. Чернее даже. Размером с кошку. Лапы, худое и острое тело, хвост с блестящим железным шипом. Он медленно выполз и огляделся. Чем-то действительно похож на птеродактиля. Крылья не развитые, как игрушечные. Засохшие лоскутки черной кожи вокруг пасти. Красные глаза. На зеленой траве — как клякса. Клякса, вытекшая из черной дыры. Сидел, только глаза поблескивали. И толстый металлический прут вокруг шеи. К пруту приварена цепь, уходящая в ящик.

Ошейник сорвал пока еще нежную кожу, по шее сочилась кровь. Лара шагнула к нему.

— Не стоит, — остановил ее я, — подходить ближе. Он… неспокойный.

Но Лара не послушалась. Черный не пошевелился.

Из-за кустов послышалось обеспокоенное фырканье. Щек, определил я. Страшно ему. Они все его боятся. Никогда не думал, что горын может чего-то бояться. Да и было бы кого — малявка, сапогом можно раздавить. А они боятся. Смертельно. Скольких сил мне стоило погрузить ящик на Хорива! Он бегал от меня, как овца, пришлось орать, пришлось мне его даже по морде… Для вразумления.

Зверь смотрел на нас исподлобья. Не мигал, зрачки неподвижные.