Кир Булычев - Последняя война (с иллюстрациями)

Ночью ей снилось, что она попала в лавину на Кавказе и камни царапают ей тело.

Это была неприятная ночь. И когда Ольга проснулась, она чувствовала себя избитой, невыспавшейся. Она с трудом поднялась и обнаружила, что бока покрыты синяками. «Ну и жизнь у послов, — подумала она. — Надо будет вечером перетряхнуть перины и соорудить себе ложе по вкусу. Ведь придется здесь жить несколько месяцев…»

У двери в спальню ждали локатейпанцы.

— Как вы спали? — нестройным хором спросили они.

— Спасибо, хорошо, — взяла себя в руки Ольга.

— Вам ничего не мешало спать? — спросил сурово Жул Ев.

— Что вы! — Ольга улыбнулась самой дипломатической из известных ей улыбок. — Я очень благодарна вам за заботу. Я чувствовала себя как дома.

— Все ясно, — сказал голос из задних рядов. Голос был недружелюбен.

Знакомый оппозиционер-скептик скорчил жалобную мину и старался передать Ольге какой-то знак. Ольга ничего не поняла.

— У Большого театра восемь колонн, — сказал протиснувшийся в первый ряд эксперт. — А вот скажите нам: кто построил Тадж Махал?

— Что? — удивилась Ольга. — Тадж Махал?

— Не знает, — сказал Жул Ев.

— Не знает, — повторил мрачный голос из задних рядов. — Она такой же посол, как и я.

Толпа угрожающе надвигалась на Ольгу, и та в полной растерянности отступала к двери в спальню, проклиная свою неосмотрительность, проклиная неизвестную ей самой ошибку, которая ставит под угрозу добрые отношения между Землей и Локатейпаном.

— Выбросить ее с планеты!

— Самозванка!

— Колатейпанская шпионка!

— Верните нам земного посла!

— Остановитесь! — крикнул молодой оппозиционер. — Вы можете совершить непоправимое!

— Она не знает, сколько колонн у Большого театра! — возразил голос из толпы. — Ей даже чертово семя нипочем.

«Ну вот еще, чертова семени не хватало», — подумала; Ольга. Она неосторожно прислонилась к косяку двери и сморщилась от боли.

— Что с вами? — крикнул, перекрывая шум сановников, молодой оппозиционер.

— Ничего особенного, — силилась улыбнуться Ольга. — Что-то попало под перину и искололо мне бока.

«Что я делаю! — подумала она, произнеся эти слова. — Теперь они окончательно возмутятся. Готовили мне резиденцию, готовили, а я вместо благодарности…»

— Покажите, — сказал Жул Ев.

— Что показать?

— Синяки.

— Как так? — удивилась Ольга.

— Покажите им! — кричал молодой оппозиционер. — Не стесняйтесь. Они подложили вам под перину горошину, чтобы испытать, настоящий ли вы посол. Вы, наверно, слышали о таком методе?

Ольга поняла, что локатейпанцы не шутят и, закатав рукав куртки, показала огромные синяки на руке.

— Ура! — закричали локатейпанцы. — Простите нас!

— Покажите хоть горошину, — попросила Ольга, стараясь сдержать смех.

Жул Ев собственноручно извлек из-под перин горошину. Очень похожую на морского ежа, только чуть побольше размером».

Девиз: «Доверие».

— Ну, вроде все, — сказал Павлыш. — Писала, наверно, Кирочка. Теперь еще один рассказ. И тогда все.

Последний рассказ назывался так:

« СЛУЧАЙ НА ТРЕТЬЕМ КУРСЕ

Помню, был у нас в космическом училище странный случай. Проходили мы практику на недалекой планетной системе. Все планеты в ней были непригодны для жизни, кроме одной. Да и на ней жизнь, можно сказать, только теплилась. Эволюция зашла в тупик. Было на той планете, раскаленной и сухой, несколько водоемов. Возле каждого околачивалось стадо животных, малоподвижных, полностью неразумных. Да и какой стимул мог у них быть к развитию, если род поддерживался с помощью водоема, — напьется чудище из него, тут же делится на два. Таким образом, стадо было застраховано от несчастных случаев. Но увеличиваться оно также не могло — вокруг водоема росли кустики, пригодные в пищу. Как только появлялась в стаде лишняя глотка, кто-то другой должен был помереть: пищи не хватало бы.

Но это все присказка. Жили эти животные, не знали хлопот, но тут прилетели люди, устроили базу, стали изучать и саму планету, и ее скудных обитателей.

Мы как раз вышли на орбиту вокруг этой планеты, и оттуда, с базы, прилетела одна девушка, — не помню, как ее звали, кажется, Настей. За лекарствами и почтой. С ней обратно на планере мы отправили Витю Умнова, веселого такого парнишку, в соседней группе учился…»

На этом месте Павлыш прервал чтение рассказа. Он понял, что уже в первом номере альманаха ему приходится иметь дело со случаем плагиата. Бродячий сюжет не может быть настолько бродячим, чтобы его вспомнили и записали сразу два члена команды. Кто был одним из них — автором рассказа, лежащего перед Павлышом, доктор догадывался. Стиль и манера повествования выдавали самого капитана. Значит, первый вариант принадлежал кому-то из штурманов или практикантов, неоднократно слышавшему эту историю на мостике и записавшему его, применив толику воображения.

Но прежде чем принимать меры, Павлыш решил дочитать рассказ. Любопытно все-таки, как трактуется тот же сюжет другим автором.

«Спустились они на планету неудачно. Планер побили, рацию на кусочки, а до базы километров тридцать.

Ну, пока было прохладно, они шли весело, разговаривали. А потом солнце принялось припекать, и Вите это совсем не понравилось. А воды нет, и хода до базы еще часов пять-шесть.

Бредут они с Настей, проваливаются в песок, тащат мешки с почтой и лекарствами, и Витю мучает мысль: где бы напиться?

Вдруг видят — водоемчик. У него животные. Витя к нему бросается, а Настя его останавливает: «Нельзя. Это не вода, а физиологический раствор. Неизвестно, что с тобой случится, когда напьешься. Все может быть. Если животные раздваиваются, когда попьют, не исключено, что ты сам раздвоишься. Или даже превратишься в такого же монстра».

Один водоем Витя пропустил, послушался. А тут второй на горизонте. Со вторым было труднее. Настя Витю буквально оттаскивала за руки. А как дошли до третьего, Витя не выдержал, оттолкнул девушку — и к луже. И напился. И представляете, что случилось? Не успел он от водоема отойти, губы отереть, как с ним происходит удивительная история: на глазах Насти он начинает раздваиваться. Посередине тела проходит линия раздела, растет он в ширину, соответственно уменьшаясь в росте, плачет, мучается… Вот у него уже две головы и четыре руки. Некоторое время он корчился — уже не Витя, а сиамские близнецы. Потом трах — и стоят перед Настей два Вити.

— Я же предупреждала, — Настя ему говорит.