Кир Булычев - Другое детство

– Я – далай-лама? – спросил я.

– Не говори глупостей, – сказал Артем.

Воины на небосклоне один за другим падали ниц, и оставшиеся в живых безжалостно добивали их кривыми мечами. Коленки и носы погибших бойцов торчали из-за елового леса на той стороне грязной речки.

– Почему глупостей? Мне же хочется узнать, вы снитесь или что?

– Ты забыл о кляссере?

– Он делал дубликаты…

– Технология такого рода сегодня для Земли недоступна.

– Честное слово, я вас не понимаю!

– Тебе сколько лет?

– Тринадцать. Вы же знаете. Мне столько же лет, сколько Сашке Сулиме.

– Вы – дети войны и рано развились. Ребенок мирного времени отстает от вас года на два. Так что ты уже совершенно самостоятельный.

– Почему вы так говорите?

– Когда я говорю о воспитании героя, то имею в виду не кляссер для марок. Он – лишь толчок к созданию ситуации. Нам надо было увидеть, как ты будешь вести себя с Королевым. С Фимой. Ты жестоко избил его, потому что мы подтолкнули тебя к этому.

– Подтолкнули? Вы?

– А ты раньше кого-нибудь так избивал? С наслаждением, с жестокостью?

Мне пришлось задуматься.

– Нет, – сказал я.

Последний оставшийся в живых боец на небе вложил меч в ножны и побрел прочь.

Мне никогда не приходило в голову…

– А вспомни, как ты напал на Люциферчика?

– На кого?

– На баскервильскую собаку. В подвале.

– Это тоже воспитание из меня…

– Нет, все наоборот. Существо, подобное тебе, должно ставить собственную безопасность, собственное благополучие выше всего. Ты должен стать идеальным эгоистом.

– Зачем? Ведь все вы мне только кажетесь.

– Смотри, запомнил! Но не знаешь еще, что мир нельзя описать по одной примитивной схеме. Он сложнее, чем тебе кажется.

– Что я сделал неправильно?

– Ты кинулся спасать своего дружка. А это было нарушением правил игры. Ты должен был спасти себя. А не рисковать. Это твоя ошибка. К тому же мы потеряли собаку Баскервилей. Чудесное бойцовое животное.

– Тогда, значит, я вам не гожусь?

– Твоя жизнь в значительной степени предопределена. Ты будешь…

– Кем я буду?

Убитые воины на небосклоне начали подниматься. Они поднимались, как старики, с трудом, как будто с неслышными вздохами и стонами, опираясь на мечи и копья.

Артем их не видел.

Это что-то означало?

– Тебе рано об этом знать.

– Тогда чего со мной разговаривать?

– С точки зрения земного обывателя, ты должен стать чудовищем, но принести благо Земле. Тебя нельзя будет мерить простыми человеческими мерками.

– Супермен?

– Супермен.

Голос его становился все тише, словно Артем отлетал от меня, хотя он сидел рядом – мне было достаточно протянуть руку, чтобы до него дотронуться. По речке проплыла большая модель парусника, у нее были белые паруса, по палубе бегали испуганные мыши.

– Где мы? – спросил я.

– Это неважно.

– А раз я супермен, то должен знать…

– Ничего ты не должен, мальчик, – сказал Артем. – Мы продолжим этот разговор, когда подрастешь.

Мне стало обидно.

– Тогда не надо было начинать! – сказал я.

– Плечо не болит? – спросил Артем.

– Я смотрю сон, – ответил я. – А во сне боли нет.

Бойцы, что сражались на небе, уменьшившись в несколько раз, но все равно куда крупнее человека, шли берегом. Один из них поднял голову и встретился со мной взглядом.

– Это он! – воскликнул боец. – Вот он где!

Он выхватил из ножен кривую саблю и стал карабкаться на высокий берег.

– Артем!

Но Артем исчез.

Я вскочил и попытался убежать, но трава была мокрой, и ноги скользили по ней.

Боец с саблей уже настигал меня.

Он дышал прерывисто и часто.

– Артем!

И когда бежать не было сил, я проснулся.

Светало. Небо за окном было синим. Слышно было, как шаркают по тротуару подошвы ранних прохожих. Кто в школу, кто на фабрику. Фонари еще не выключили. По переулку ехал студебекер, я по звуку мотора могу различать грузовики.

Болело плечо.

Я босиком подошел к окну. Мне до сих пор было приятно глядеть на звезды и на улицу. Ведь всего несколько месяцев назад сняли затемнение. До этого каждый вечер надо было разматывать на окне рулон толстой черной бумаги, а все улицы были темными. Даже фонарики нельзя было зажигать. Одним грабителям раздолье. У мамы месяц назад вырвали в подворотне сумочку. Хорошо еще, что карточки она носила на груди, в лифчике. Но несколько рублей пропало. Немного. Рублей триста.

Я смотрел на обыкновенную улицу.

Переулок Сивцев Вражек. Напротив, в одноэтажном особняке, горел свет, за столом сидел человек и читал под лампой с зеленым стеклянным абажуром.

– Рука болит? – сонно спросила мама.

Над крышей особняка синело небо, на котором еще не погасли звезды. Чуть видными силуэтами, словно нарисованными светящимися мелками, были видны бойцы, которые сражались изогнутыми мечами.

– Выпей пирамидону, – сказала мама.

Она встала, принесла мне таблетку и стакан воды. А я даже не заметил.

– А что это на небе, мама? – спросил я.

– Звезды, – сказала мама. – Иди спать. Тебе в школу.

– Я ведь не струсил? – спросил я.

– Ты не струсил, мой мальчик, – сказала мама. – Никто так не думает.

– А что важнее – остаться живым или не струсить?

– Древний вопрос, – сказала мама. – Но смысла в нем немного. Знаешь, как говорил Базаров?

– Как? – Я сделал вид, словно знаю, кто такой Базаров.

– Он говорил, что жертва – это сапоги всмятку. Иди спать.

– Что ты понимаешь! – громко сказал я.

– Всех соседей разбудишь.

И я пошел спать.