Кир Булычев - Зеркало зла

Вон там, на горизонте, скрылось солнце – значит, там должен быть виден пиратский корабль… Море не было бурным, но по нему бежали волны, поднятые ветром где-то далеко отсюда, а горизонт был закрыт поднимающимися облаками, и поэтому было бесполезно вглядываться в темную даль.

Корабль казался осажденной крепостью – всюду по нему бегали муравьишки, укрепляя его, надеясь отбиться от врага, заранее слабые, потому что они защищались. А тот, кто защищается, всегда слабее.

– Дороти? – прошептал рядом штурман Фредро.

– Вы так незаметно подошли ко мне! – обрадовалась девушка.

– Хорошо, что вы вышли.

– Мне совсем не хочется спать.

– А миссис Уиттли? Она спит?

– Я удивляюсь ее хладнокровию.

Штурман молчал, глядя в темноту. Дороти не выдержала и спросила:

– А вы ее искали?

Она увидела, что штурман улыбнулся. Глаза уже привыкли к темноте, разреженной несколькими фонарями, что покачивались над палубой. Но фонари были тусклыми, с прикрытыми шторками, может быть, капитан не отказался от мысли оторваться за ночь от врага. Надежда на это была, если бы поднялся ветер, и тогда в распоряжении капитана появилась бы возможность маневра, сейчас же, в безветрие, оба корабля были игрушками стихии – она держала их в плену штиля.

– Я искал вас, Дороти, – сказал штурман. – Вам страшно?

– Пока я не знаю. Наш корабль такой большой, и здесь столько солдат и матросов. Вы защитите нас?

– Я надеюсь на это. И на милость Господа.

– А почему мы бежим от него? Разве мы слабее?

– Он – боевой корабль. Мы – торговое грузовое судно, хоть и сильно вооруженное. Если нам удастся удержать его на расстоянии, то все обойдется. Но если мы сблизимся, я ничего не знаю…

Его ладонь накрыла руку девушки. Дороти не убрала ее. Ее вдруг охватило такое горячее чувство счастья, словно ее опалило жаром из печки. Она хотела, чтобы его руки обхватили ее и прижали. Она даже лопатками чувствовала воображаемое объятие. Она замерла, как птичка под ладонью.

– Я боюсь не за себя, – сказал Алекс. – Я рожден и воспитан для того, чтобы жить в опасности. И не собирался жить долго. Но вы все изменили, Дороти, и мне теперь стала дороже моя жизнь.

И Дороти поняла, что он скажет дальше, потому что была готова ответить молодому человеку подобными словами.

– Я признаюсь, что, если бы не смертельная опасность для вас, я бы не осмелился… и, может быть, долго бы не осмелился до вас дотронуться… Но завтра может случиться всякое…

– Спасибо, – сказала Дороти, потому что совершенно не представляла, что надо отвечать в таких случаях.

За их спиной остановился старший помощник. Он молчал, но они чувствовали его присутствие и обернулись, спрятав руки за спину.

– Простите, Алекс, – сказал старший офицер. – Капитан просит вас заступить сейчас на вахту вместо Смитсона. Он должен дать вам некоторые советы…

– Слушаюсь, – ответил Алекс.

Он обернулся к Дороти и протянул ей небольшой листок бумаги.

– Здесь написан, – сказал он, – адрес моей тети в Польше. На случай, если судьба разбросает нас. Я буду писать тете – она единственный родной мне человек.

– Моя мама живет на Вудгарден-роуд, шесть, – быстро сказала Дороти. – Миссис Форест. А я – мисс Дороти Форест.

Штурман протянул девушке руку.

Дороти встретилась пальцами с кончиками пальцев молодого человека.

Штурман наклонился, видно, желая поцеловать ей руку, как это делают поляки, но Дороти никто никогда не целовал руку, и она, почувствовав намерение Алекса, убрала руку за спину. Но смотрела на него в упор, открыто. Подвижны были лишь пальцы, сминавшие за спиной бумажку с адресом Алекса.

Штурман сказал:

– Спокойной ночи, Дороти, поспите немного.

– А когда это начнется?

– Как встанет солнце, – сказал штурман.

– Или еще раньше, – сказал старший помощник, – все зависит от того, насколько им удалось сблизиться с нами.

– Тогда нападайте первыми! – сказала Дороти.

Мужчины улыбнулись – из уст такой молоденькой девушки вызов звучал курьезно. Они вместе ушли на ют. Их фигуры растворились во тьме. Потом Дороти услышала, как стучат по трапу их башмаки. Моряки негромко говорили, и Дороти стало обидно: неужели штурман уже не думает о ней?

Еще некоторое время Дороти оставалась у борта, иногда оборачиваясь к штурвалу, у которого смутно виднелись люди и слышался негромкий разговор, потом она смотрела в море в надежде увидеть огни неприятеля, чтобы скорее выстрелили наши пушки и убили всех врагов.

Потом ей стало зябко и захотелось спать.

Дороти вернулась в каюту.

Регина не спала.

– Ты где была? – строго спросила она.

– На палубе.

– С кем?

– Ой, ни с кем! Там были разные люди. Доктор Стренгл, старший помощник капитана Фицпатрика.

– И Алекс?

– Он сейчас на вахте, – ушла от ответа Дороти.

– Ты бегала на свидание! – решительно заявила хозяйка. – В тот момент, когда решается вопрос жизни и смерти, ты думаешь только о свиданиях.

– Нет, – ответила Дороти, – я думаю о том, как немного поспать. Мистер старший помощник сказал, что они могут напасть на рассвете.

– Так и сказал?

– Да.

– А сейчас сколько?

– Не знаю. Сейчас еще ночь. Будут бить склянки, и мы узнаем.

Они лежали молча и ждали, когда ударят склянки. Но не дождались и заснули.

А проснулись от грохота, который предшествует близкому сражению в море.

По трапам стучали каблуки матросов, нижняя палуба стонала оттого, что по ней подкатывали орудия, отовсюду неслись крики, даже над головой, в капитанской каюте стоял топот.

Открыв глаза, Дороти увидела, что миссис Уиттли уже наклонилась и трясет ее за плечо.

– Скорее, лежебока! Помоги мне одеться!

Она умела так больно щипаться!

– Сейчас, сейчас… Уже началось?

– В жизни я еще не слышала более глупого вопроса!

Регина стащила сонную Дороти с постели, и та, пошатываясь, протирала глаза. И тут увидела, как мешки, закрывавшие окна на корме, медленно падают внутрь. Они шлепнулись на пол, и в каюте запахло паленым.

– Что это?

– Он еще далеко, – сказала Регина, проявлявшая незаурядное присутствие духа. – Достань из сундука мой костюм для верховой езды.

Переступая через осколки стекла, усыпавшие пол каюты, Дороти пошла к нужному сундуку и отыскала в нем пришедший с Востока, модный в Лондоне, но не одобряемый светом костюм, состоящий из широких шальвар и короткой куртки, расшитой серебром. Он позволял сидеть на лошади верхом. Как только Регина догадалась вспомнить о нем!

В дверь каюты заглянул доктор Стренгл. Он был бледен и встрепан более чем обычно.

– Что вы тянете? Спускайтесь в лазарет! Здесь опасно.

– Доктор, закройте дверь! – крикнула Регина, потому что ей пришлось перекрыть голосом грохот, донесшийся с палубы. – Даже в такую минуту неприлично наблюдать, как переодеваются дамы.