Владислав Крапивин - В глубине Великого Кристалла. Помоги мне в пути [сборник litres]

Я увидел, как Валерка побледнел. Он медленно встал и, оглядываясь на Мастера, пошел к Братику. «Не надо», – хотел сказать я, но почему-то не смог. Валерка откинул на Братике одеяло, осторожно сунул пальцы в карман его сбившихся штанишек. Еще раз оглянулся и вытянул на свет медальон.

Коричневый орех закачался на белом шнурке.

– Этот? – шепотом спросил Валерка.

Старик потянул к медальону дрожащие пальцы.

«Не надо», – снова хотел сказать я. Но неизвестность была бы слишком мучительна. Вдруг тайные знаки говорят о чем-то страшном?

Да нет, чепуха! Братик – маленький. Он будет жить долго-долго. Сейчас Мастер прочитает и скажет, что все хорошо…

Мастер надавил орех ногтем, и тот раскрылся, как старинные часы. Я мельком увидел внутри что-то черное и в этом черном блестящие красные точки – словно вмазанные в смолу рубинчики от часов. Странно: ведь Кристалл-то белый. Мастер, морща лоб, долго смотрел на них, а мы не дышали. Потом он, пряча глаза, положил на раскрытый медальон пальцы – как слепой, читающий на ощупь. Еще посидел и негромко сказал…

Что он сказал?!

Он прошептал, глядя в сторону:

– Бедный ты мой…

– Что?! – крикнул я.

Мастер мелко затряс головой, а орех упал на пол, захлопнулся и укатился под стол.

– Там сказано, что убит сегодня, – однотонным голосом сообщил старик.

– Какая чушь! – со смехом сказал я. И оборвал смех под Валеркиным взглядом.

Валерка попятился к постели, словно хотел загородить Братика от беды.

– Он же не убит, – сказал Валерка. – Он просто спит. Видите?! Он спит!..

– «Сегодня» еще не кончилось, – горько возразил Мастер. Он, сутулясь, подошел к Братику, приподнял на его плече влажный лист. Даже издалека, от стола, я увидел, что вокруг ранки растеклась большая розовая опухоль.

Мастер осторожно положил лист.

– Черное воспаление, – пробормотал он. – Через час начнется горячка.

Он сел, нагнув голову, обхватил затылок.

Я чувствовал отвратительную слабость и не мог даже встать с табурета. Я только спросил:

– Неужели ничего нельзя сделать?

Мастер молча покачал головой.

Валерка как-то страшно сник и потемнел лицом. Он поверил. А я? Я тоже поверил. Здесь были свои законы.

Здесь…

– Переход! – вспомнил я. – Валерка, переход! Уйдем к нам! У нас такие врачи!

– Переход бывает в полночь, – тихо сказал Валерка. – А до полуночи он…

А до полуночи Братик умрет! Сегодня! Скоро…

Мне показалось, что он уже умер. Я рванулся к постели. Нет, он дышал, и довольно спокойно, только опять побледнел, и на губах появилась белая корочка.

– Сделайте же что-нибудь… – шепотом сказал Валерка.

– Сделайте же что-нибудь! – заорал я на Мастера. – Нельзя же так! Из-за какого-то ореха!!

У Мастера опять затряслась голова.

– Не из-за ореха… Из-за предначертания…

– Из-за предр… прен… Тьфу! Какого дьявола? Слушайте. Не может этого быть!

Мастер, не мигая, смотрел слезящимися глазами.

– Может… Есть…

– Что есть?! Про себя вы тоже знаете, когда помрете?

Он продолжал трясти головой.

– Через четыре года и три дня… Скорее всего, в День большого наводнения. Океан прорвет дамбы.

– А вы знаете, что прорвет, и ждете, как кролики! Надо чинить дамбы, а не резню устраивать!

– Резня… Такое время. Даже Канцлер бессилен…

– Гад ваш Канцлер, – сказал я. – А вы…

Я начал его ненавидеть. За дурацкую упрямую покорность, за беспомощность, за то, что не может помочь Братику… За то, что стены в его комнате из такого же камня, как Стена!

– Вы врете! – сказал я. – Вы не понимаете! А если до наводнения вы свалитесь с лестницы? Или подавитесь косточкой от сливы? Или этот дурацкий скелет грохнется вниз и пробьет вам голову? Тогда к чертям полетят все предсказания! Тогда все посыплется, как домик из спичек!

Он покорно кивнул:

– Посыпалось бы… Но не посыплется. Потому что никто не может разбить предначертание. То, что должно случиться, уже случилось в будущем, и никто не в силах это изменить.

Братик сзади чуть слышно забормотал. Я оглянулся. Валерка лежал головой на ногах у Братика, а в руке держал его ладошку.

Я не мог смотреть на это, опустил глаза. На полу, у постели, валялась моя рапира.

Я медленно повернулся к Мастеру.

– Никто не может изменить пред…начертанье, – хрипловато повторил я. – Да? А если…

Он понял. Он выпрямился. На щетинистом подбородке у него блестела капля молочного киселя. И все-таки он был не противный, а даже красивый, только совсем древний.

– Сделай это, Светлый Рыцарь, – негромко сказал он. – Я пробовал сам, я не сумел… Убей, если можешь.

Я не мог. Но теперь я отчетливо знал, как поступить.

– Валерка! – громко позвал я.

Он поднял мокрое лицо.

– Ничего, – сказал я. – Ты не думай, что все… Ты же звал меня не зря. До полуночи есть время. – И поднял рапиру.

Он смотрел на меня с надеждой. Ни до этого, ни после я не видел глаз, в которых была бы такая отчаянная надежда.

Я шел по пустым голубым улицам и неотрывно смотрел на самую большую башню. Там, высоко над крышами, светилось оранжевое квадратное окно – недремлющее око Отца и Защитника Города и всех степей и гор до самого Океана.

«Защитник»… А кто защитил Братика? И того мальчишку-факельщика, сбитого кулаком бородатого солдафона? И того паренька, убитого железной стрелой?

Где ты был, Га Ихигнор Тас-ута, Великий Канцлер, когда шесть барабанщиков легли у Стены? За что они погибли? Кто этого хотел?

Я ничем не могу помочь тем шестерым. Не могу их вернуть, тут бессильна любая сказка. Только фонарики горят… То слабее, то ярче… Фонарики…

Не знал я этих ребят, но мне кажется почему-то, что все они были похожи на Володьку. На моего Володьку, который сейчас далеко-далеко от меня – за сотни лет и неизвестно за сколько километров. Может быть, и не были похожи, но мне кажется… как он сползает по стене и валится вниз лицом… Или это Братик?.. Фонарики…

Не хочу, чтобы горел еще один!

Не хочу!!

…Думаете, я стискивал кулаки или плакал? Нет, я спокойно шел через площади и мосты. По крайней мере, внешне был спокойным. Все отчаянье и тоска, весь страх за Братика свернулись во мне в тугую пружину и превратились в решимость. У входа в башню Канцлера чадили факелы и толпились гвардейцы. Видимо, я держался вполне уверенно – они посмотрели вслед и даже не окликнули, когда я вошел внутрь.

Я оказался в мраморном вестибюле. Здесь тоже были гвардейцы, а у лестницы стоял офицер с лиловой перевязью.

– Великий Канцлер ожидает меня, – решительно сказал я.

Офицер удивленно поднял брови и посторонился.

Может быть, эти гвардейцы ничего не знали про меня, а может быть, знали, но думали, что я не опасен для Канцлера. В самом деле: что такое забияка-мальчишка для могучего правителя, которому суждено жить до Эры Второго Рассвета?