Эли Браун - Странные вещи

Она дрожала от пережитого страха, а живот громко урчал от голода. Пирог был восхитительно вкусным, но маленьким, а кроме него после размокших булочек с изюмом во рту у Клевер не было ни крошки. Организм требовал чего-то более существенного. На обратном пути к повозке она сорвала несколько съедобных грибов. Клевер пыталась счистить налипшую траву и грязь с крапчатых шляпок, когда окрик Нессы заставил ее вздрогнуть.

– Надеюсь, ты не собираешься их есть?

Сама Несса была занята тем, что расставляла в траве силки.

– Это же солевик, съедобный гриб, – неуверенно возразила Клевер. – На вкус, может, и не очень, но какая-никакая, а еда.

– А это – синяя ольха, – Несса указала на дерево за спиной Клевер. – Там, откуда ты родом, разве нет таких?

Клевер отметила нежные листочки, шелестящие на легком ветерке. Вокруг ствола вилось с полдюжины краснохохлых мухоловок – птички искали пауков. На фоне пепельно-серой коры их яркие головки сверкали, как драгоценные камни. И правда, Клевер никогда не видела такого дерева в окрестностях озера Саламандра.

– Если съесть солевик, который вырос под синей ольхой, будет так выворачивать наизнанку, что судороги начнутся, – сообщила Несса.

– Ой. – Клевер выбросила грибы и вытерла руки о рубашку.

– Но с другой стороны, тут может расти медвежий лук. – И Несса, глядя себе под ноги, отправилась его искать.

Клевер приходилось видеть людей, поевших не тех грибов. Даже ее отец почти никогда не мог им помочь. Мир был полон скрытых ядов и тайных угроз.

Вытащив отцовский саквояж из фургона, Клевер снова заглянула внутрь.

Она приступила к обследованию с новой надеждой. На солнце блеснул флакон гвоздичного масла. Самая дорогая вещь в отцовской сумке. Клевер капнула одну драгоценную капельку себе на язык, и он мгновенно онемел, а запах стал почти невыносимым. Именно так и должно было действовать гвоздичное масло.

Внезапно подумав, что саквояж и сам по себе может оказаться диковиной, Клевер вытряхнула инструменты на траву.

Она сунула внутрь голову, ожидая увидеть фосфоресцирующий свет, или призрак отца, или…

Ничего, кроме затхлой тьмы. Рывком сбросив с головы кожаный саквояж, она с досадой крикнула ему:

– Покажешь ты, наконец, или нет!

Когда она подняла голову, оказалось, что за ней настороженно наблюдает Ганнибал – он клевал личинок, сидя на гнилом пне.

Клевер так сжала кулаки, словно хотела разорвать саквояж или ударить им о землю. Но внутри, под мягкой кожей она нащупала что-то твердое. Оно сопротивлялось ее пальцам, выпирало, как коленный сустав. Пробежав пальцами по внутреннему шву, Клевер обнаружила потайной карман. И тут что-то упало прямо ей в открытую ладонь, как будто давно этого хотело.

Клевер поднесла к глазам карманные часы. Раньше она никогда их не видела. Серебряные, с открытым циферблатом и цепочкой. Чем дольше Клевер смотрела на них, тем больше росла ее уверенность. Вот она, необходимая диковина, надежда, которую доверил ей отец!

На обратной стороне была надпись, почти стертая временем, она гласила: Celeritate functa. Познания Клевер в медицинской латыни подсказали ей, что это могло означать «Действуй быстро» или, может быть, «Не опаздывай».

За треснувшим хрустальным стеклом были видны красивые римские цифры. Название производителя выцвело, а серебро потускнело и потемнело, как иссиня-черная грозовая туча. Но даже несмотря на это при взгляде на часы дух захватывало.

В руке у Клевер серебро нагрелось, и часы теперь казались частью ее тела, органом неизвестного назначения. И, как и в случае с Ледяным Крюком, Клевер почувствовала, что стала ближе к своей маме всего лишь благодаря тому, что прикоснулась к артефакту.

У нее даже были догадки насчет того, что могут делать Часы. Если Винный Бокал мог вместить целый океан вина, а под безмолвной сталью Ледяного Крюка скрывалось ледяное сердце зимы, то Часы… могли же они перешептываться с самим временем?

Ни в одном журнале упоминаний о них не было. Но Клевер видела лишь часть выпусков, а такой мощный артефакт следовало держать в секрете, даже от экспертов: «…В целях безопасности мы не указываем истинное местоположение диковин».

Клевер разглядывала Часы в меркнущем свете дня.

Головок наверху было две, рядышком. Видно, одна заводила часы, давала им жизнь. Вторая переводила стрелки, устанавливала время. Клевер не хватало духу дотронуться до них. Что может выйти хорошего из заигрывания с временем? Но что, если она сможет вернуться назад, в прошлое, и остановить тех бандитов на мосту? Клевер могла бы спасти отца. Не этого ли он от нее хотел? В таком случае она исправила бы все свои ошибки, не стала бы выбрасывать Ледяной Крюк в озеро, а отвезла и оставила на том месте, где нашла, надежно спрятав.

Конечно, в Часах могла быть надежда, о которой говорил папа. Если есть возможность управлять временем, можно надеяться на все что угодно. Они остановились на восьми часах двадцати двух минутах – выражение молчаливого укора застыло на бледном циферблате.

Если Часы и в самом деле могли менять ход истории, отец мог бы этим воспользоваться там, на мосту. Следующая мысль ее потрясла: а что, если он и воспользовался ? Что, если Константин, зная о поджидающих его убийцах, повторял этот ужасный момент, пока не нашел способа спасти Клевер? Девочка представила, как он, истекая кровью, из последних сил вращает головку Карманных Часов. Сколько же раз он пережил этот ужас, прежде чем сумел спасти ее?

Клевер наконец узнала, что именно должна хранить и беречь.

– Скоро я узнаю, как ими пользоваться, – торжественно произнесла она, – и снова приведу все в порядок.

Вернулась Несса с толстым пучком медвежьего лука в одной руке и охапкой шахтерского салата в другой. Карманы были туго набиты каштанами. Из фургона она достала хлеб, сыр и небольшую сковородку. Они устроили привал в полуразрушенном сарае. Как только появились первые звезды, с чердака, кувыркаясь и сталкиваясь, вылетела стайка летучих мышей и растворилась в небе.

Пока Несса разводила костер, Клевер осмотрела крыло Ганнибала, поправила лубок и на всякий случай дала ему поклевать кашицы из луизианского мха. Собранный Нессой салат они съели сырым, а каштаны и дикий лук поджарили на сковороде. Каштаны были немного недозрелыми, но поджаренные не так горчили. Они по очереди раскалывали их посеребренными хирургическими щипцами. Клевер, очистив каштан, съедала его сразу, а Несса неторопливо вдавливала каждый в кусочек сыра и заворачивала в обжаренный лист медвежьего лука.

– Ну, видишь? – Несса вскинула руки с таким видом, будто выиграла спор. – Как любил говорить дядя: «И самую скромную трапезу можно сделать пиром».