Фрауке Шойнеманн - Генри Смарт и секрет золотого кубка

– Ладно-ладно, – Зигфрид, как бы сдаваясь, поднимает руки. – Да, Элли была отличной учительницей. Да, я многому у неё научился. И да – с Линдбергом и прочей компанией дело и правда шло не очень. Но то, что ты опять поднимаешь шум на тему «женщины – люди высшего сорта» – тут, по-моему, ты сильно преувеличиваешь.

Хильда вскидывает брови:

– Слушай, а кто начал? Кто тут изображал, будто тренировался только с мужчинами? Позволь тебе напомнить, что с Линдбергом вы расколошматили первый «Ксертон», не преодолев даже первых метров взлётной полосы. А что было с Лилиенталем? Хоть на метр ты с ним от земли оторвался? И…

– Эй, хватит уже! – взвивается Зигфрид. – Вечно ты со своим занудством! Не забывай, что…

Я откашливаюсь. Громко и внятно.

– Я бы предложил тему полётов закрыть, а вместо этого сконцентрироваться на предстоящей задаче: спасении золота нибелунгов в Париже!

Зигфрид и Хильда, прекратив перебранку, на секунду застывают, а затем оба кивают, что, надеюсь, означает «Ясное дело – вперёд на Париж!». Правда, я задаюсь вопросом, действительно ли мы уже на месте, потому что, выглянув в иллюминатор, вижу очень много зелени – и никакого большого города. Крайне странно!

– А мы правда скоро приедем? А то из окна никакого города-миллионника и близко не видать, – осторожно осведомляюсь я у Хильды. Признаю, что в Европе ориентируюсь плохо, но не очень хочется выглядеть идиотом янки.

– Да-да, почти приехали. Я же тебе уже объясняла, что мы не могли так вот запросто приземлиться в аэропорту Шарль-де-Голль. Поэтому и трюхаем себе незаметненько по Сене в центр города. Просто опустим мачту, и «Ксертон» сразу будет выглядеть самым обычным катером. В Париже мы пришвартуемся у пристани в каком-нибудь из каналов и встретимся там с д’Артаньяном. Понял?

– Так точно, капитан!

Сдаётся мне, это подходящий ответ на борту секретного командного поста.

– Bonjour à Paris! [17] Приветствую вас в Париже! ( фр .) – тепло, если не восторженно, приветствует нас д’Артаньян после того, как мы пришвартовали «Ксертон» за большим прогулочным корабликом в центре Парижа. Он действительно уже не молод, но, несмотря на это, кажется, в великолепной физической форме: стройный и мускулистый, с лёгким загаром, одет в джинсы и футболку. Только волосы у него такие же, как в фильме про трёх мушкетёров: локоны до плеч, усы и бородка.

Хотя такие причёски я видел и в Сан-Франциско. В «Старбаксе» можно встретить много молодых людей похожей внешности. Видимо, они считают это модным. Папа всякий раз со смеху покатывается, когда нам попадаются эти, как он их называет, хипстеры.

«Как думаешь, Смарт-младший, стоит мне такую бороду отрастить? – спрашивает он. – Может, тогда в меня сплошь и рядом будут влюбляться феерические женщины?»

Он говорит громко, и мне жутко стыдно, особенно если поблизости есть какие-нибудь женщины и они как-то странно на нас смотрят. Думаю, для того чтобы они в папу влюблялись, ему не нужно никакой бороды. Но это уже совсем другая история.

– Вы всё подготовили? – спускаясь по трапу, допытывается Хильда у д’Артаньяна.

Тот кивает:

– Oui. Идёмте со мной в Ambassade, там уже всё готово.

– Ambassade? – переспрашиваю я.

– Ambassade de Gascogne, то есть «Посольство Гаскони» – так называется мой винный бар. Знаешь, я ведь родом из Гаскони, поэтому и заведение своё так назвал. Там продаётся вино и можно перекусить. Как место встречи в Париже – просто идеально. Абсолютно не бросается в глаза.

– Да, точно так же поступил и мой отец с «Папиной пиццей», – подтверждает Хильда. – Никто не подозревает, что там Ксертон – все видят просто пиццерию.

Ксертон в Байройте и правда выглядит самым обычным ресторанчиком, пиццерией. Не закажи я там по недоразумению пиццу – никогда бы и не стал членом агентурной сети Вотана. Может, и д’Артаньян вербует новых агентов, продавая им бутылку вина?

– Bon. Отсюда до «Посольства» пешком дойдём, так что – on y va! [18] Идём! ( фр .) Вперёд!

По пути к ресторанчику д’Артаньяна мы проходим мимо сооружения, напоминающего древнегреческий или древнеримский храм: портик с массивными колоннами, огромная коробка основного здания с насаженным сверху треугольником крыши. Очень странно! Что это может быть?

Д’Артаньян отвечает на мой вопрос до того, как я успеваю его задать:

– Это театр «Одеон». Ему всего двести пятьдесят лет.

Хильда хихикает:

– Значит, почти новостройка!

Эту шутку д’Артаньян пропускает мимо ушей. Возможно, считает, что это не смешно.

– Сейчас будем проходить мимо Люксембургского сада, мы все тогда здесь жили.

– Кто это «мы все»? – интересуюсь я.

– Ну, мы, мушкетёры: Арамис, Атос и Портос. Приемлемая плата за жильё, до работы близко – для того времени идеально. Да и сейчас тоже. Поэтому, вернувшись из Байройта, я здесь и осел.

– О, вы тоже бывали в Байройте?

Д’Артаньян мрачно кивает на ходу:

– Oui. Но это не по мне. И Вальхалла мне тоже не приглянулась. Меня туда перенесли валькирии после моей геройской гибели. Но все эти задаваки вокруг – terrible! Ужасно! Все огромные, светловолосые, а главное – тупые! А в Байройте ещё хуже.

– Эй! – влезает в разговор Зигфрид. – Уж не меня ли ты имеешь в виду?

Д’Артаньян мельком оглядывается на него через плечо:

– Mais non! Нет-нет! – Он замолкает, но я почему-то не сомневаюсь, что он солгал и говорил именно о Зигфриде.

Пройдя театр, мы через несколько метров поворачиваем на маленькую улочку, где вперемежку располагаются сплошь крохотные магазинчики – здесь книжный, там секонд-хенд, рядом ювелирный, а следом, практически на середине улицы, «Посольство Гаскони». Два столика со стульями у входа, витрина метра три шириной, где выставлены всевозможные ящики с вином и буковое деревце, срочно требующее поливки.

Решительно шагнув к двери, д’Артаньян распахивает её. Заливисто звенит колокольчик. Но никого, кто мог бы его услышать, нет: в маленьком помещении за дверью пусто. Никого за стойкой у стены слева, никаких посетителей за столиками у полок с вином справа. В полёте я совершенно утратил чувство времени, поэтому не могу сказать, нормально ли, что в это время суток нет посетителей, или просто «Посольство» – малопопулярное заведение.

– Пустовато здесь, – высказывает вслух мои мысли Зигфрид. – Дела идут не очень, да? Или двенадцать дня плохое время для бистро? – Он ухмыляется, а д’Артаньян разъярённо сопит:

– Quelle absurdité! Что за чушь! «Посольство» пользуется большой популярностью! Я замечательный ресторатор!

Ясное дело. Такой же самонадеянный тип, как и Зигфрид. Неужели героев без самонадеянности не бывает? Ничуть не смутившись нашим многозначительным молчанием, д’Артаньян продолжает: