Мила Нокс - Игра в сумерках. Путешествие в Полночь. Война на восходе

На Весеннее Равноденствие всегда проходили фестивали даже в маленьком Изворе. В детстве Теодор выбирался поближе к холмам, чтобы посмотреть на фейерверки – некоторые не могли утерпеть и запускали салюты задолго до праздника. Красные, изумрудные, фиолетовые вспышки казались Тео волшебными. Но как проходил сам праздник, он не знал и не узнал бы, если бы даже захотел. Ведь именно на Весеннее Равноденствие приходился его день рождения. А значит, он забывал этот день.

Судя по всему, остальные участники тоже пока оставались с носом. Теодор пару раз видел в городе Шнырялу, которая рылась в канаве. Ключ она там явно не нашла, разве что пару-тройку обглоданных костей.

Мэр Вангели, конечно, увидев нежителей в Макабре, принялся рыскать по кладбищу. Прошло несколько чисток. Даже чердак Теодора обшарили, но ушли ни с чем. Когда прошел слух об облаве, Тео предупредили нежители, и он на время спрятался в горах, где спал в большом дупле. По ночам он слышал странный вой, но не мог понять, откуда тот доносится.

Видимо, Вангели решил, что нежителей было немного, да и те – пришельцы с чужих кладбищ. Мэр жил в полной уверенности, что после облавы шестилетней давности он избавил город от скверны. Хуже всего оказалось то, что Вангели, несмотря на свой пугающий вид, по-видимому, пользовался популярностью у прихожан церкви. Мэр оказался глубоко верующим, и Теодор в этом убедился.

Сам Теодор не был особо религиозен. Да и во что бы ему верить? Отец считал, что, какая бы ни была вера, в первую очередь человек должен полагаться на себя. Потому Теодор с равнодушием взирал на молящихся у церкви. Ему слабо представлялось, что такой горделивый и важный человек, как мэр, может склонить голову. И каково же было удивление Теодора, когда он, стоя в узком проулке между домов, впервые увидел, как Вангели крестится.

Впрочем, даже эта сцена не уменьшила странную боязнь перед мэром, которую ощущал Теодор.

Однажды в сумерках он проснулся оттого, что внизу кто-то сварливым тоном спорил. «Снова, что ли!» – Теодор разозлился. Он выглянул на улицу. Двое тетушек, Фифика и Марта, ссорились, потому как одна улеглась в могилу другой, и теперь соседки кричали так громко, что разбудили всю округу.

Теодор фыркнул, прислушиваясь к воплям тетушек-мороаек. Морои бесплотны, сон им не требуется, да и тени у них нет, однако, похоже, страсть к скандалам – это то, что удерживает их в этом мире. За полвека соседки так и не решили прижизненные проблемы и продолжили спорить по ту сторону могилы.

Вообще-то нежители редко бывали так уж тихи, и Теодор искренне не понимал, как Вангели еще их не переловил. Все-таки Шныряла не просто так опасалась облавы.

На окраине кладбища он увидел целую толпу нежителей: морои толкались среди перекидышей и бурчали, что им нет места, хотя места-то прозрачным и бестелесным вовсе не требовалось. Все они чего-то ждали.

И точно. Едва Теодор подошел к толпе, по холму, покрытому свежей травкой, спустился всадник. Его конь, черный, как полночь, ступал практически бесшумно. Нежители приветственно загалдели и захлопали в ладоши.

Тем временем всадник приближался. Уже то, что он ехал верхом, врывалось в жизнь кладбища неслыханной новостью. Наездник оказался молод. Несколько веков назад его наверняка назвали бы витязем. Молодой человек выглядел точно принц из легенды. И ощущение было, что где-то в горах его ждет замок со слугами и драгоценностями, царство другой эпохи, давно канувшей в Лету.

Он сидел на коне так, будто был рожден в седле, рука явно привыкла к оружию, да и само оружие имелось. Рукояти ножей тут и там холодно поблескивали среди одежд. Наездник был горделив, строен, и в каждом его движении чувствовалась сила и доблесть.

Пришелец подъехал к толпе и пожелал доброго вечера. Его взгляд безразлично мазнул по Теодору. Глаза всадника оказались ясными и настолько зелеными, что даже не верилось, будто они настоящие, а не вырезаны из драгоценного камня.

Рукава черной рубахи наездника были закатаны по локти, открывая смуглые руки, испещренные мелкими черточками. В распахнутом вороте, окаймленном зеленой вышивкой, виднелись такие же полоски, грудь тоже покрывала сеть тонких шрамиков.

– Вечер добрый, вечер добрый, благородный Охотник! Что ж, давно тебя не было видно.

– Пожалуй, и давно, – кивнул витязь, спешившись.

– Что там, в горах, снег идет по-прежнему?

– Нет. Весна пришла и в горы.

– Пришла ли?

– Пришла. – Охотник вынул из петли на рубахе крохотный белый цветочек.

Толпа ахнула. Теодор заметил, как лица рядом просветлели, а спины выпрямились.

– Неужто подснежник?

– Он самый.

Охотник поглядел вдаль, на уступ, высовывавшийся серым языком из елей.

– Я только что побывал на Змеином уступе. Там его нашел.

Фифика радостно всплеснула руками и рассмеялась. Звонко, по-весеннему. Заждались они все тепла после долгой печальной зимы. Как же заждались ласковых, светлых дней!

– Не только дурные вести ты приносишь, – обратилась тетушка Фифика к Охотнику, – и за это тебе спасибо. Радость-то какая!

Кое-кто из стариков, притоптывая, пустился в пляс, зазвучала нестройная песня. Лицо Охотника просветлело, уголки губ приподнялись. Он протянул руку и положил подснежник на морщинистую ладонь тетушки. Фифика радостно рассмеялась, а с ней и другие нежители. Охотник же стоял и смотрел, думая о своем.

– Что ж там еще в горах-то? – продолжил старик в шапке с голубиным пером. – Волки есть?

– Похоже, что да, – ответил молодой человек и посуровел. – Люди в городе говорят, появился волк-людоед. Так что остерегайтесь ходить в лес, кто перекидыши, – волчица та, по слухам, громадная, как молодой теленок, и даже лиса проглотит. Мне про нее пастухи рассказали, и я шел по ее следам от самого Змеиного уступа, да затем следы исчезли.

Все ахнули и подняли испуганный гомон:

– Так ты ее выследи! Кто ж еще, как не ты?

– Непременно.

Охотник раскрыл сумку, в которой с легкостью бы поместился Теодор, и разложил на куске ткани вещи, по-видимому, ценные для нежителей. Одни стали торговаться, другие спорили между собой за право обладать вещью. Покупали травы, ягоды – некоторые Теодор видел впервые, – камни, кости, рога, когти, мешочки да баночки. В некоторых банках плавали заспиртованные рептилии. Теодора поразило многообразие шкур. Чего только не было – от шкурок обычных ужей до шкуры огромной ящерицы с шестью лапами.

Но больше всего оказалось камней. Чудесных, переливающихся, граненых, синих, белых и зеленых. Нежители накинулись на камни и начали их разбирать. У каждого камня-оберега было волшебное свойство, и Охотник терпеливо разъяснял, что для чего.

Теодор хотел подойти, но тут над ухом раздался четкий и презрительный девичий голос: