Дмитрий Емец - Ожерелье Дриады

– Ну… э-э… высказать свое мнение всегда можно, – заблеял он.

– А если я посоветую тебе не подходить ко мне на сто метров? – продолжал Арей.

Прасковья хихикнула. Пуфс оглянулся на нее и, казалось, поставил себе где надо мысленную галочку.

«Теперь и за тысячу лет ее не простит. Хотя едва ли у нее и пять лет есть. У нас сгорают быстро», – прикинул Арей, невольно проводя мысленную параллель между Прасковьей и своей дочерью.

Пуфс поднялся, подпрыгнул и с обезьяньей ловкостью вскарабкался на плечи к Зиге.

– Поехали! – велел он. – У нас много дел! К машине!

Арей преградил великану дорогу.

– Ни шагу! Я не припомню, чтобы согласился быть у тебя под началом, Пуфс!

Держась за уши Зиги, карлик свесился к нему. Маленькое его лицо оказалось на одном уровне с лицом Арея.

– Ну нет так нет… Можешь, конечно, и отказаться, – признал он.

– Вот и прекрасно! Я отказываюсь! Если Лигул хочет – пусть присылает стражей, чтобы меня убили!

– Прислать-то он пришлет. За этим дело не станет, – задумчиво согласился Зигги Пуфс и вкрадчиво добавил: – Кстати, я от кого-то слышал, ты взял нового шофера?

Арей пожалел, что не прикончил его сразу. Правда, имени Варвара осторожный Пуфс так и не произнес. Мечнику чудилось, что земля под ним превратилась в воронку, которая сейчас его пожрет. Левой ногой он стоял на асфальте, а правой – там, где асфальт переходил в гравийную подсыпку. Время остановилось. Ему казалось, что он молчал бесконечно долго, на деле же – пауза не длилась и пяти секунд.

– Я согласен, – сказал Арей.

– Вот и прекрасно! А теперь прочь с дороги, советник! Вы мешаете нам пройти! Зигя, вперед! – небрежно уронил Пуфс.

Грузились в машину долго. Народу было явно больше, чем она могла вместить. Всем мешалась коса Мамзелькиной. Ее то доставали, то вновь заталкивали. Под конец покрытая брезентом часть ее оказалась на коленях у Ромасюсика. Шоколадный юноша в ужасе смотрел на истертый брезент и размышлял, что будет, если он увидит блеск косы хотя бы в дырочку.

Огромному Зиге места в салоне не оказалось, и его затолкали в багажник к Добряку. Варвара опасалась, что пес и Зигя не поладят, однако они неожиданно отнеслись друг к другу с полным пониманием. Вначале Добряк обнюхал Зигю, а потом Зигя, чтобы не остаться в долгу, – Добряка. После чего оба улеглись рядом и принялись энергично возиться, отвоевывая себе побольше пространства. При этом Добряк несильно куснул Зигю за руку, а тот его за переднюю лапу.

«Зигя младенец, а собаки младенцев не трогают», – сообразила изумленная Варвара.

Перегруженная машина кое-как тронулась и, заметно проседая на одну сторону, неспешно поехала к Мурому.

Зигги Пуфс подпрыгивал на костлявых коленях у Мамзелькиной (Прасковья сажать его к себе на колени наотрез отказалась) и, искоса поглядывая на Варвару, рассуждал, как сложно сейчас мраку найти приличного водилу и как повезло Арею. Как видно, ему нравилось поддразнивать мечника, напряженно размышлявшего, насколько много ему известно о Варваре и, главное, от кого.

– Истинный водила отличается от просто профессионала тем, что никогда не выдернет свой таз из машины. Не только из-за радикулита, но и из принципа. Даже если надо пройти два с половиной метра, чтобы бросить письмо в ящик, – болтал Пуфс, пощипывая свою бородку.

– Вы это к чему? – резко спросила Варвара. – Работу предлагаете? Или вам смешно, что я еще тысячи километров не проехала?

– Да нет… – смутился Пуфс, чтобы не ссориться с напрягшимся советником, которому вновь захотелось убивать.

– А если нет, так найдите себе тряпочку и помалкивайте в нее! – отрубила Варвара.

Молчащая Прасковья посмотрела на нее с большим интересом.

Пуфс засмеялся, обращая все в шутку, но Арей заметил, как его маленькая ручка сжалась в кулачок.

«Ну вот. Одного врага моя девочка уже заработала. Хотя стоит ли переживать? Союзником он все равно бы не стал», – подумал Арей.

Да и вообще вопрос, стоит ли страшиться мрака и льстиво заигрывать с ним? Другом твоим он не станет и пощадить при случае не пощадит. Хорек рвет прежде всего ту курицу, которая лезет к нему дружить или знакомиться. У других есть шанс улизнуть.

В деревеньку Ирка и Матвей забрели случайно, по дороге в Тешу. Шли-шли, а тут на пути деревенька – завалилась между пригорков, притулилась к реке. На краю деревни попался крупный, возмутительно грязный петух с выщипанным хвостом. Посмотрел лихо, выпятил грудь, с вызовом уронил на глаза гребень и… нырнул в дыру в заборе.

Деревенька состояла примерно из тридцати домов. Все дома на одно лицо – в три окна на улицу, деревянные, с крытыми листовым железом крышами, с щербатым штакетником заборов, подпираемых с другой стороны буйно разросшейся сиренью.

Пройдя всю деревню и никого не встретив, Матвей и Ирка подошли к крайнему дому. Матвей поискал глазами, куда можно постучать, и, не обнаружив ничего подходящего, постучал в почтовый ящик. Сразу подниматься на крыльцо было неудобно. Все-таки чужой участок. Охраняется солью и дробью, так сказать.

Сразу за воротами стояло в ряд несколько мисок с раскисшей едой. Рядом лакал из лужи мордатый кот.

На стук в почтовый ящик не отозвался никто, включая почтальона.

– Ау! Хозяева! – гаркнул Матвей во весь голос.

– Тише! – робко сказала Ирка, хватая его за рукав.

– Зачем тише-то, гадкая мерзайка? – радостно встрял Антигон. – Орут, чтоб услышали! Тихо орать – какой смысл?

Он решительно перешагнул через давно завалившийся забор и зашлепал ластами в глубину участка. Когда раскачивающаяся спина Антигона скрылась за сараями, послышался собачий лай, и кикимор появился вновь. На этот раз он улепетывал, преследуемый разнокалиберной собачьей сворой. Мордатый кот залез на липу. Деловито залез, с достоинством, без спешки и суеты.

Свора подняла столько шума, что в крайнем окне мелькнуло лицо. Звякнула щеколда. На крыльцо вышел бодрый дед в трениках и овечьей жилетке. Борода у него была, как трехцветная кошка, – по краям седая, в центре же – желтоватая, с четкой рыжей полосой, в цвет прилагавшихся усов. Увидев хозяина, утихшая было свора забрехала втрое громче, оправдывая сам факт своего существования.

– А ну пошли, пошли! Не выслуживайтесь! – прикрикнул на псов дед и, раздавая собакам пинки, подхватил Антигона на руки.

– Не испугался, малец? Сколько тебе? Годов с пяток будет?

– Семь весной! – соврал Антигон, у которого одному только радикулиту было веков восемь.

– Ну так мы ровесники! В один ноль у нас разницы-то, а ноль-то не считается! Нету числа такого – ноль! – обрадовался дед. – Дачники?