Алан Фостер - Затерянная Динотопия

Уилл колебался, деревянная ложка застыла в воздухе.

— Разве вы не рискуете жизнью, занимаясь своим ремеслом? Ведь, в конце концов, ни фермера, ни лавочника, ни рыбака никто не пытается убить.

Улыбка сползла с лица Копперхида.

— Меня посадили в тюрьму за то, что я украл буханку хлеба. Я всего лишь хотел помочь накормить семью моей сестры. После этого вся жизнь пошла наперекосяк. В конце концов я стал одним из матросов на «Кондоре».

— А я всю жизнь работал на плантациях сахарного тростника. Я бы и до сих пор там работал, если бы не капитан Блэкстрап, — сказал Томас, воинственно выпятив нижнюю губу.

— Блэкстрап тоже может остаться, — убеждал их Уилл. — Не имеет значения, чем вы занимались во внешнем мире. Каждый, кто остается здесь, начинает жить заново. Все равно, кем вы были в вашей прежней жизни. Вам дается шанс начать все сначала.

— Не имеет значения, — повторил задумчиво Копперхид и помахал в воздухе ложкой. — Если власти найдут нас здесь, то всех повесят.

— Я до сих пор удивляюсь, как вам удалось высадиться на берег, тем более что ваш корабль не поврежден. За всю историю Динотопии ваш корабль первый, который не разбился о рифы. Конечно, случаются загадочные исключения, но даже если военный корабль отыщет Динотопию, подойти к берегу ему не удастся. И кстати, капитан Блэкстрап не прав: покинуть прибрежные воды гораздо сложнее, чем зайти в бухту. Ветры и течения, которые окружают Динотопию, просто разрывают корабли на части.

— Это похоже на правду, — задумчиво пробормотал Томас — Мы видели много разбитых кораблей.

— Каждый потерпевший кораблекрушение становится гражданином Динотопии. Так принято. Есть какие-то небольшие формальности, но ничего подобного тому, что в Америке или Европе. Крупные хищники нас действительно не беспокоят, потому что они живут только в Дождливой долине. Другие динозавры — мирные, они работают вместе с людьми.

— Как те, которых ты освободил, — сердито напомнил ему Томас.

Уилл не смутился:

— Да, такие, как они. Вы видели, что им присущи человеческие чувства. Более или менее. Мы работаем здесь все вместе и являемся гражданами Динотопии. Вы тоже можете ими стать.

— Что-то мне не хочется работать бок о бок незнамо с кем, — заявил Копперхид. — Вон Чин Ли, он парень ничего, но когда я представляю себе целый город китайцев, мне становится дурно.

Уилл доверительно улыбнулся:

— Поверьте мне, когда вы впервые возьмете почту из лап галлимимуса, или вспашете поле вместе с трицератопсом, или поиграете с парой анкилозавров, вы удивитесь, как вам раньше не приходило в голову, что есть такая замечательная жизнь. — Уилл удрученно покачал головой. — Что будет, когда вы состаритесь и у вас не останется сил, чтобы бегать от закона? Это если вам вообще удастся дожить до того времени, когда силы покинут вас.

— Ну, это еще когда случится, — ответил Копперхид. — Зато нам будет что вспомнить!

— Вы и здесь можете жить насыщенной и интересной жизнью. В Динотопии столько удивительного, что я даже не могу все перечислить. Вы только подумайте! Ваше прошлое останется в прошлом, как будто его и не было. — Он обратился к Копперхиду: — Вы сказали, что вас посадили за кражу хлеба. А здесь вас об этом никто и не спросит. Вам не зададут ни единого вопроса о вашем прошлом. — Он перевел взгляд на Томаса: — То же самое касается и вас. Вы оба можете обзавестись здесь семьями.

Впервые за все время в глазах Томаса зажглась искра интереса.

— А здесь есть женщины?

— Женщины из всех уголков земли, разных национальностей. — Говоря о женщинах, Уилл не мог не вспомнить Сильвию. — Никому не запрещено заводить знакомства. — Он надеялся, что не отступил от истины. Семейные отношения — это единственная область, в которой он пока не слишком разбирался. — Каждый из вас может вести нормальную семейную жизнь, может стать полноправным членом нашего общества. Разве еще где-нибудь в мире у вас будет такая возможность? Неужели ваша нынешняя жизнь настолько вам по душе, что больше и мечтать не о чем? Копперхид заметно погрустнел:

— Да… Бывало, лежишь в своем гамаке да пялишься в потолок, сон все не идет, а корабль швыряет из стороны в сторону. И все вокруг отсырело. Тогда я думал, что было бы чудесно понежиться сейчас в теплой, сухой, обычной постельке и не бояться каждый раз, заденет ли меня шальная пуля, выпущенная с военного корабля.

— Это правда, — согласился Томас. — Я родился на островах, где только и говорили о Генри Моргане. В то время было не так, как сейчас. Сегодня тяжело быть пиратом. Как-никак девятнадцатый век.

Копперхид неожиданно очнулся от налетевших на него приятных мыслей:

— Что за ерунда? Мы ничего не можем сделать. Что ты предлагаешь — пойти к капитану и сказать ему, что мы хотим дезертировать? И он нам позволит стоять на пляже и махать на прощание кружевными платочками?

Томас понимающе кивнул:

— Он вздернет нас на веревке как мятежников и нарушителей договора «Кондора». Трудновато начать новую жизнь, когда у тебя петля стягивается на шее. — Ямаец спокойно взглянул на Уилла. — Забудь, парень. Жизнь добропорядочных граждан не для нас. Мы связали свою судьбу с Блэкстрапом, и уже ничего не изменить.

— Но власти возьмут вас под свою защиту, — настаивал Уилл.

На лице Копперхида ясно отразились мучительные сомнения.

— Не говори мне больше об этом. Все, точка. — С этими словами он схватился за ружье.

Уилл не испугался, он знал, что они не посмеют тронуть его без приказа Блэкстрапа. Тем не менее он утихомирился. Ему удалось посеять сомнение в сердцах пиратов. Оба моряка всерьез задумались над своей жизнью. Уилл надеялся, что они, возможно, обсудят свои сомнения с другими членами экипажа. Если б ему удалось склонить большую часть команды бежать с корабля, тогда они численно смогли бы противостоять Блэкстрапу.

После завтрака пираты начали складывать вещи, чтобы двинуться дальше. Набив карманы до отказа драгоценными камнями, они потащили тяжелые мешки с золотыми слитками не к каньону, а к дверям храма.

— Капитан не тот человек, который уходит, не осмотрев все вокруг, — ответил Смиггенс на недоуменный взгляд Уилла.

Снова величественные двери из розового кварца поддались усилию пиратов, и они зашагали по удивительно декорированной прихожей. Уилл восхищался скульптурами и лепными изображениями, барельефами и мозаиками. «Наллаб все отдал бы, чтобы увидеть такое место!» — подумал он.

Коридор раздвоился. Смиггенс, шедший первым, направил пиратов в проход слева, который вел прямо к центру здания. Сквозь кварцевые ворота просачивались отблески тысячи камней-самоцветов, которыми обильно были декорированы стены. Такой роскоши и такого высокого мастерства Уиллу еще не доводилось видеть нигде в Динотопии. Кто создал это место и зачем? Он был так поражен, что уже почти и забыл, что он пленник. Только ворчание Грызуни за его спинной время от времени напоминало ему об этом. Пираты продвигались вперед в непривычном молчании, ошеломленные величественной обстановкой. Они подошли к огромным дверям, искусно вырезанным из аметиста. Пираты уже были утомлены таким обилием роскоши. Йохансен толкнул одну из створок, и, к его удивлению, она бесшумно отворилась. Невероятно тяжелые двери легко балансировали на каменных петлях.