Диана Джонс - Непостижимая тайна

– Когда мы наконец перестали глазеть на Мари, оказалось, что на мосту нет никакой решетки. И никого вообще – не только жуткого стража, но и тех двух статуй. Мы пожали плечами и пошли через мост. Копыта Роба стучали там совсем негромко. И широкая быстрая река под нами тоже текла почти бесшумно. Мост по ширине точно совпадал с дорогой, он изгибался дугой, но идти по нему было легко, пока мы не прошли середину и не стали спускаться.

– Тогда-то и начались все странности.

Сперва мост перестал существовать за пределами освещенного свечами пространства. И с того момента все было примерно так. Через некоторое время мы немного привыкли, что теперь у нас есть только наш крошечный, личный кусочек реальности. Но на первых порах, не видя ничего другого, мы были сильно напуганы. Там хоть заоглядывайся до посинения, но ничего не было видно, кроме кусочка освещенной дороги. Так что приходилось идти и смотреть на то, что освещали наши свечки.

Но смотреть только вниз тоже было страшно. Наши ноги окружали глубокие черные тени. Роб, увидев, что он идет по пустоте, аж подпрыгнул от ужаса. Он встал столбом, не в силах совладать с паникой и только бил себя хвостом по бокам. Нам с Мари было не лучше.

– «Нам… не надо дальше идти», – вымолвил наконец Роб.

– «Если надо идти, то надо идти», – пробормотала Мари.

– И мы пошли, на каждом шагу ожидая, что вот-вот провалимся в пустоту. Как будто этого было мало, пустота под ногами ожила. Она ждала, что мы провалимся. Не знаю, как это описать, но мы слышали движение и холодное дыхание внизу. Оно перемещалось прямо под нами.

– Роб, осторожно нащупывая каждый шажок, сказал сквозь стиснутые зубы: «Никогда в жизни я еще так не боялся».

– «Угу, – ответила Мари, – я умерла, чтобы сказать тоже самое.»

– Я ничего не сказал – просто не мог.

– Потом стало еще хуже, потому что чем дальше мы спускались, тем больше мост разрушался. В конце он был уже весь из осколков. И между ними нас поджидала пустота. А мы видели только то, что могли осветить, и ничего больше. Иногда нам с Мари было труднее – каждый осколок отстоял от другого довольно далеко, а мы не могли даже держаться за руки, потому что руки у нас были заняты. Просто зажмуривались и прыгали, надеясь не провалиться. Иногда было труднее Робу – когда осколки моста становились совсем маленькими и располагались друг от друга на разном расстоянии. Он танцевал на цыпочках и несколько раз я замечал, что Роб уже готов кинуться бежать не разбирая дороги. Но все мы справились, хотя казалось, что прошли так не одну милю. Резные столбы обозначили окончание моста, и мы ринулись на твердую землю.

– Там оказалось не лучше, просто по-другому плохо.

– Дорога, освещенная нашими свечками, была просто дорогой, частично она заросла утёсником или ежевикой, и еще какими-то кустами – некоторые были даже выше Роба. Робу, кстати, там пришлось труднее – он не мог развернуться боком, как делали мы с Мари. А когда в кустах случались просветы, в них дул странный пронизывающий ветер. Пламя наших свечей прыгало от него, но не гасло. Через некоторое время мы перестали пытаться заслонить огонь руками. Все равно это мало что давало, ведь кулаком, в котором сжимаешь зерно, много не загородишь. Кроме того, этой рукой мы отодвигали от наших лиц особенно шипастые ветки.

– Не припомню, когда пропала вся наша одежда. Но в какой-то момент ее не стало. Сперва я не заметил этого, но потом понял, что мне холодно. А еще через минуту ветка ежевики здорово поцарапала мне живот, и тут я понял, что на мне ничего нет. На Мари тоже не было ни одной нитки, и она светилась в темноте. Когда я обернулся на Роба, то понял, что он тоже потерял свою рубашку. Я уже здорово замерз, и услышал, что у Роба тоже зубы стучат вовсю. Мари отрешенно пела «Это так меня смущает»… Но вообще-то идти босиком – вот что было самое плохое. Камни по остроте не уступали шипам. Впрочем, осыпавшихся с веток шипов на земле тоже хватало. Это так изводило, что я и правда несколько раз подумал о том, что неплохо бы повернуть назад. Но каждый раз вспоминал про мост с пустотой.

– Потом в кустах появился широкий просвет. Ветер донимал больше, чем раньше. Мы заметили что-то бледно сияющее. Я вскрикнул. Роб невнятно спросил:

– «Что это ?» – правда, он заподозрил, что там привидения.

– «Это похоже на еженедельную стирку. И она началась, чтобы нас доконать», – заявила Мари. « Ого !» – и она побежала к этому сиянию, выкрикивая: «Ночь! Это ночь!»

– «Что это?» – задрожал Роб.

– «Огонь, тепло, свет свечи!» – кричала Мари далеко впереди. «Идите сюда, придурки! Здесь одежда !»

– Мы пошли туда – да, я знаю, что мы были в необычном месте, но я едва мог поверить своим глазам – там была наша старая одежда. Мари нашла свою старую юбку и свитер, а я – растянутую трикотажную рубашку и джинсы, которые не так давно отдал ей, чтобы она все сплавила в «секонд-хенд». Я призадумался. На земле валялось несколько пар старых ботинок. Я больше не задавался вопросом, откуда там все это появилось. Мы поставили свечи прямо на землю и каждый одной рукой начали перебирать вещи. Я попытался пробить камнем дыры на ботинках, из которых давно вырос, но ничего не вышло. Тогда я понял, что мне уже наплевать все стихи и рифмы, ссыпал зерно в карман, и взялся за дело обеими руками. Тут-то я понял, что вместе с прежней одеждой я потерял бутылку с водой. Я повернулся к Робу, чтобы сообщить ему это и увидел, что он стоит в кустах, обнимая себя за плечи руками, чтобы согреться. Для себя он не нашел никой одежды.

– «Ты, что, никогда не выбрасывал старую одежду?» – спросила Мари.

– «Нет», – тихо сказал он. – «Кнаррос нас заставлял донашивать все – пока само на тебе не развалится.»

– «А где твой мешочек?» – спросил я. – «Ну, тот, что Билл тебе выдал?»

– Я собирался ему сообщить, что если он потерял мешочек, то у нас больше нет с собой воды. Но он глянул на меня так, словно только что совершил открытие века. «Ну, конечно !» воскликнул он «Спасибо!» Роб открыл мешочек, высыпал в него свое зерно и вытащил клок козьей шерсти. Затем он передал мне свою свечку и принялся за работу, разминая шерсть. За считанные секунды у него в руках оказалось что-то большое, развевающееся на ветру, но он поймал концы и снова начал их растягивать.

– «А это попона», – сказала Мари.

– Получилось больше, чем просто попона. Прекрасное пушистое как мохер покрывало. Роб связал его концы вокруг шеи. Мари велела мне помочь ей, и мы укрыли этим покрывалом всего Роба – до самого хвоста. Мне показалось, что это отличная идея, я взял оставшийся клок шерсти и сделал что-то вроде платка. Мари сказала, что ей не холодно, но когда я к ней прикоснулся, она была как лед. В общем, я и ей сделал платок. Мы повязали их на шею и пошли дальше. Мне стало намного лучше, но Мари с Робом с той минуты начали сильно уставать.