Дмитрий Емец - Пегас, лев и кентавр

– Без пяти четыре! А четыре – это утро. Значит, я пришел к вам утром! – щепетильно поправил старичок. – Вы впустите нас, Альберт? Я уже и так десять минут объяснялся с охраной в подъезде. Эти узкомыслящие люди отказывались с вами соединять, уверяя, что вы спите.

Долбушин кивнул телохранителю и молча проследовал в глубь квартиры. Белдо со своей вороньей стаей летел за ним. В пятой по счету комнате глава финансового форта остановился и опустился на диван. Он сидел на диване, опираясь на зонт, и даже в серой пижаме ухитрялся выглядеть величественно.

– Напрасно вы тут… э-э… угнездились! – ехидно сказал Белдо. – Собирайтесь, Альберт! Я должен вам кое-что показать!

– Ехать обязательно?

– Думаю, да. Это касается одного известного нам предмета… – Старичок перевел вопросительный взгляд на Полину. – Ей обязательно слушать?

– Она моя родственница. Со стороны фельдшера Уточкина, – резко сказал Долбушин.

Старичок опустил сладкие глазки. Его спутницы, как пасущиеся овцы, бродили по комнате и, восхищенно ахая, трогали безделушки. Влада потянулась к толстому кожаному альбому, но ледяная ручка зонта сгребла ее за запястье.

– Там нет ничего занимательного. Только дети и покойники. То и другое вам неинтересно, – сказал Долбушин ровным голосом.

Белдо, как волнистый попугайчик, перепорхнул со стула на диван рядом с Долбушиным.

– Все же думаю, вам стоит на это взглянуть. Здесь недалеко, – сказал он.

– А если днем?.. Я хочу спать.

Белдо вздохнул и от пола воздел глаза к потолку.

– Вы же знаете, уважаемый, что некоторые вещи лучше получаются до первых петухов, – сказал он с укором, как человек, вынужденный объяснять очевидное.

– Я поверю вам и без демонстрации, – заметил Долбушин.

Умный старичок осклабился.

– Лучше скажите, что вы не поверите мне и с демонстрацией, – поправил он. – Нет, Альберт! Вы должны увидеть своими глазами. В противном случае вы не простите этого ни себе, ни мне. Себе еще ладно, а вот на свой счет я беспокоюсь. Уважьте мои седины!

Долбушин неохотно кивнул, встал и направился в соседнюю комнату. Млада и Влада потянулись за ним.

– Девочки, назад! Альберт Федорович будут одеваться! Известно ли вам, дорогой друг, почему художник Модильяни не рисовал женщинам глаз, а рисовал черные щели?.. – начал Белдо, порхая по комнате.

– Он был членом вашего форта? – предположил Долбушин и с четким звуком закрыл дверь у него перед носом. Старичок отнесся с пониманием.

– Альберт Федорович у нас женоненавистник, – сказал он, подхихикивая. – А что, девочки? Ведь завидный жених! Если бы не врожденная скромность, он купил бы Кремль. Разувался бы на Красной площади и оставлял ботинки на Лобном месте.

Млада закатила синие веки.

– Никакие деньги не стоят жизни! У этого роскошного мужчины аура смерти! Он несет гибель всем, кто его любит! – сказала она замогильным голосом.

– Ну это кто любит… – вкрадчиво добавила Влада, и обе Вороновы разом каркнули.

Долбушин одевался медленно, аккуратно. Тщательно подобрал галстук, тщательно завязал его перед зеркалом. С обратной стороны галстука закрепил тонкий легкий стилет, пропустив его ручку в прорезь так, что она казалась украшением.

Полина, любившая читать до утра, в ту ночь еще не ложилась, поэтому ей и одеваться не пришлось. Долбушин поначалу хотел оставить ее дома, но Белдо неожиданно проявил настойчивость.

– Случаются интересные комбинации! – сказал он и приоткрыл влажный рот, как птенец, мечтающий о червячке.

– Может, и Аню взять? – предложила Полина, которой без подруги было неуютно.

В последние полгода они выезжали только вместе.

– Ни в коем случае! – сказал Белдо на секунду раньше, чем то же произнес Долбушин. Удивленные таким совпадением мнений, главы фортов недоверчиво посмотрели друг на друга.

Машина Белдо ожидала у подъезда. Это был длинный тонированный микроавтобус, пестро расписанный в африканском стиле. Из окна выглядывал одышливый чернобородый человек с красным испеченным лицом и золотой цыганской серьгой в ухе.

Это был Птах, знаменитый водитель Белдо. День и ночь для него давно слились в усредненное бытие и отличались только включенными или выключенными фарами. Если не надо было никуда ехать, Птах откидывал сиденье, доставал из багажника подушку и моментально засыпал.

Птах обладал даром предчувствовать пробки до их возникновения и верно улавливал мгновения их рассасывания. Кроме того, мог нарушать любые правила, так как точно знал, на какой отрезок дороги направлены в данный момент глаза сотрудников ГАИ. Забитые московские улицы громоздкий автобус рассекал как нож масло и уступал только гиеле, на которую трусливый Белдо никогда в жизни не уселся бы из опасения оказаться в трехметровой зоне над одной из шныровских закладок.

Гай давно забрал бы у него такое сокровище, но Белдо расхныкался и стал пачками подсылать к Гаю ворожейных бабок и «знающих дедков». Те бормотали, шаманили, вырезали след, собирали в коробку волосы и так достали Гая, что, пристрелив штук пять «дедков» и некоторое количество бабок, он оставил Птаха Тигранычу.

Первым в салон автобуса впорхнул сам Белдо, за ним две его куровороны. Долбушин и Полина сели напротив. Последним втиснулся Андрей и заботливо устроил на коленях шнеппер.

– Куколок взял? – ехидно спросила у него Полина.

Андрей страшно округлил глаза, и она прикусила язык, решив не рисковать хорошим отношением.

Ехали они минут десять. Полавировали в переулках, пересекли Садовое кольцо и остановились на темной улице. Полина не предполагала, что в центре Москвы могут быть такие сырые питерские дворы с бесконечными стенами и узкими арками.

Здесь Белдо поджидала некая уклончивая личность в светлом плаще. Она что-то быстро лепетала и хватала собеседника за рукав. Вначале Полина подумала, что это девушка, потом – что парень. Потом, минуты две спустя, снова подумала, что девушка, и снова начала сомневаться.

«Один из псиосных», – мгновенно определил Долбушин.

Что-то бормоча, личность открыла висячий замок и спустилась по ступеням. Ржавая дверь – и они оказались в тесной комнатке. Пахло сырым картоном и крысами.

– Вы ничего не перепутали, Белдо? Какого эльба вы притащили меня в эту дворницкую? – брезгливо спросил Долбушин.

– Сейчас поймете, – пообещал старичок.

Псиосная личность открыла еще одну дверь и пропустила вперед Полину, следом за которой, тесня друг друга, влетели обе вороны Белдо. Они прошли в маленькую, плохо освещенную комнату, где имелись только круглый стол, ширма и кровать, заваленная разноцветными подушками разного размера. Под ногами у Долбушина громко треснул, точно выстрелил, карандаш. На полу повсюду валялась скомканная бумага. На стене висела фотография молодой, редкостно красивой женщины.