Линда Бакли-Арчер - В плену у времени

Длинная дорожка, усыпанная гравием, вела к дому священника. Вдоль дорожки яблони склонили ветви под тяжестью урожая.

Питер Скокк натянул удила и неподвижно застыл в седле. Он смотрел на дом из красного кирпича, в котором, как он надеялся, получили кров его отец и давно потерянная подруга детства. Искали ли они его все эти годы? Узнает ли он их? Его отцу теперь должно быть лет семьдесят, да и Кэйт тоже уже в среднем возрасте. Она никогда не была замужем, поскольку «Обсервер» назвал ее мисс Дайер… Интересно почему? Она была такой яркой и хорошенькой, и наверняка у нее не было недостатка в претендентах на руку и сердце…

Когда Питер с усилием попытался представить себе отца, смутный образ возник перед ним и исчез так же быстро, как появился. Память — непослушный слуга, подумал он. А они, узнают ли они его? Остался ли он сам прежним? Тот мальчик, которого они помнят, еще должен угадываться в нем. Когда вы смотрите на ребенка, легко ли представить, каким он станет? Они узнают, узнают его… или не узнают? Он-то выдержит, если покажется им незнакомцем, — хуже будет, если им не понравится то, что они увидят… Питер нахмурился и откинул волосы назад. Впрочем, он уже вырос и живет своей собственной взрослой жизнью вдали от них — в другом времени, в другом мире.

Лошадь заржала, ей надоело стоять, она шагнула к саду, наклонила длинную шею над приоткрытыми воротами к цветочной клумбе и стала жевать бархатцы. А Питер все размышлял — если бы он был другим человеком, если бы Дегтярник не занял его место на Хемпстед-Хит, то тогда он рос бы в двадцать первом веке. Интересно, спросил он себя, человек формируется на основе того, что в нем заложено, или так, как складывается его жизнь? И с удивлением понял, что огорчился от мысли о том, что в других обстоятельствах он стал бы другим человеком.

Питер рассеянно погладил лошадь по шее, слишком погруженный в свои мысли, чтобы заметить, как она шумно жует, разоряя красивую клумбу летних цветов. Он осознавал, что с годами все меньше и меньше думал о своем собственном времени — на расстоянии двадцать первый век стал казаться ему сном или почти чужой страной, в которой он когда-то, давным-давно, побывал. А существование двухэтажных автобусов и спутников казалось ему теперь таким же возможным, как существование драконов и единорогов. Теперь он выглядел, вел себя и разговаривал, как джентльмен восемнадцатого века. Примут ли отец и Кэйт того, кем он стал? Внезапно Питер потерял всю свою смелость, и его переполнило отчаянное желание повернуть назад, возвратиться в Лондон и убедить себя, что он даже не заглядывал в сегодняшнюю газету.

Как раз когда он натянул удила и ударил по бокам лошади коленями, звук шагов по хрустящему гравию заставил его взять себя в руки. И хотя он чувствовал все так же остро, как и минуту назад, прошедшие двадцать девять лет кое-чему все-таки научили Питера Скокка — не то чтобы властвовать над своими чувствами, но по крайней мере при необходимости скрывать их. Он спрыгнул с лошади и с улыбкой уверенно направился к человеку, идущему навстречу.

— Добрый вечер, — сказал человек с тонкими, легкими волосами, на фут ниже ростом Питера Скокка. На нем был высокий, жесткий белый воротник и «гессенский» фартук, завязанный посередине. В одной руке он держал пару садовых секаторов, в другой — простую корзинку, наполненную срезанными сухими розами. — Как видите, сэр, я обрабатываю свой сад… и что может быть более приятной работой в такой вечер, чем эта? Похоже, ваша лошадь тоже радуется плодам моих трудов…

Питер оглянулся и с ужасом увидел, что его лошадь уже разрушила половину чудесной клумбы викария.

— Простите! — воскликнул Питер, оттягивая голову лошади от цветов. — Как я могу поправить?..

Преподобный поднял руку и улыбнулся:

— Не тревожьтесь, мой дорогой сэр. Господь дает, и Господь забирает. Я же видел, что вы приехали… Вы, кажется, весьма заняты размышлениями, остаться вам здесь или уехать. Могу я вам чем-нибудь помочь? Я — мистер Остин, викарий этого прихода.

— Как поживаете, мистер Остин? — ответил Питер Скокк. — По правде говоря, надеюсь, что это я могу вам помочь. Мне известно, что некие мистер Скокк и мисс Дайер появились у вас при несколько необычных обстоятельствах. Думаю, я мог бы пролить свет на это дело.

— В таком случае вы наш самый желанный гость, сэр!

Питера Скокка провели в уютную, просторную гостиную, покрашенную в деликатный оттенок цвета голубых утиных яиц. Большое окно смотрело в сад. Розы викария в вазе, стоявшей на подоконнике, роняли лепестки на диван из Дамаска кремового цвета. Питер смахнул лепестки, уселся на краешке пышного дивана и стал слушать рассказ преподобного Остина. Нервы Питера сдавали, когда он думал, что пол наверху прямо над ним, возможно, поскрипывает под шагами его отца. Это все, о чем он мог думать, сделав несколько глотков чая и не притронувшись к кексу «Мадейра», который принесла дочка викария на фарфоровой тарелочке.

В прошлый четверг, рассказывал преподобный Остин, был матч по крикету между Мидцл-Харпенден и соседней деревней. Это ежегодное событие и извечное соперничество между соседями. Почти вся деревня вышла на поле, чтобы посмотреть матч. В критический момент лучший игрок Миддл-Харпендена послал шест над головой зрителей на поле на другой стороне главной улицы. Когда парень прыгнул, чтобы поднять мяч, из воздуха материализовался удивительный механизм. Механизм упал в высокую траву, и по крайней мере две дюжины свидетелей клянутся, что видели это своими глазами. Игра в крикет была немедленно забыта, и все кинулись разглядывать, что произошло. Однако люди не осмеливались подойти поближе, поскольку машина мерцала так, будто была сделана из какой-то текучей массы, и, что еще хуже, к ней самым нелепым образом прилипли две человеческие фигуры.

— О, если бы вы видели! — воскликнула дочка преподобного. — Ужасней этого я ничего в жизни не видела. Они просвечивали, как стекло, и нога мужчины застряла там, внутри. У меня по коже мурашки пошли!

— Спасибо, Огаста, — сказал преподобный и махнул салфеткой, чтобы дочь ушла из комнаты, дабы он мог окончить рассказ. — Тут как раз я и подошел и могу вас заверить — то, что случилось потом, я буду видеть в своих снах еще долгие годы. Тела мисс Дайер и мистера Скокка, которые были прилеплены к этому механизму, как мухи прилипают к паутине, внезапно отлетели прочь и приземлились — к счастью, на мягкую траву — в нескольких ярдах от механизма. Словно невидимый гигант поднял и с силой отбросил их прочь.

— Они не поранились? — взволнованно спросил Питер Скокк и схватился за лоб, вспомнив, как он ударился там, в Дербишире.