Джон Пристли - Сноггл

— Ой, Сноггл, миленький! Прости — это я виновата. Он и глаза закрыл. Неужели это значит, что ему снова надо идти в шкаф?

— Это для него сейчас лучшее место, — заметил Джеймс.

Дедушка согласился:

— Все равно его нельзя здесь больше держать. Даже если бы мы не ждали, что инспектор Кроуп снова нас посетит.

— Смотрите, — сказал Джеймс, стоя возле шкафа, — я только хотел его подтолкнуть, а он уже сам повернулся и лезет туда — бедный Сноггл, его даже не надо в спину подталкивать!

— Но он не сможет развернуться за плащами. — Пег подошла поближе, чтобы приглядеть за ним.

Ему нужно было только, дойдя до плащей и пальто, повернуться, и это оказалось не слишком трудно, потому что одежда была легкой и висела свободно, а Сноггл был плотный и тяжелый. Но когда он это проделал, его передняя сторона осталась торчать между пальто и плащами, и он то закрывал, то открывал глаза. Вид у него был самый несчастный. А Пег внезапно почувствовала, что ей еще хуже, чем ему, как будто она оказалась за миллион миль вдали от их внезапного забавного танца.

Почти у всех людей есть собственные способы одолевать плохое настроение и тоску. Способом Пег было позволить себе кусочек — небольшой, конечно, — молочного шоколада с орешками. У нее в спальне был тайный запас его, недоступный мальчикам, которые запросто могли проглотить целую плитку сразу. Она пошла наверх, достала один из трех оставшихся квадратиков и теперь, спускаясь по лестнице, медленно посасывала его. Ей было грустно. У нее не было желания разговаривать или слушать, о чем говорят дедушка и Джеймс, поэтому она прошла через детскую прямо к окну и посмотрела в сад. Она услышала, как дедушка спросил ее:

— Что-нибудь случилось, моя дорогая?

— Настроение испортилось. — Она не обернулась.

Хотя дедушка был добрый и ласковый, он не очень-то понимал в настроениях — возможно, потому что был стар. Вот и теперь он к ней пристал, хотя даже мальчики промолчали бы:

— Испортилось, да что ты? Из-за того, что пришлось прекратить танец со Сногглом?

— Не только. — Она все еще глядела в окно, разжевывая последние кусочки орехов. — Всё вместе. Давит на меня, будто целая тонна, всякая ерунда.

— А ты напиши об этом стихи, дорогая.

Если бы это был кто угодно, а не дедушка, она бы прикрикнула, чтобы он заткнулся. А ему она только буркнула, не заботясь о том, слышит ли он ее:

— Когда-нибудь, возможно.

Она продолжала мрачно смотреть в окно, ничего не видя, но внезапно ее пронзило чувство острой тревоги — она даже испугалась, — как будто кто-то предупреждал ее, что сейчас случится нечто ужасное. И всего минуту спустя она увидела, как к дому со всех ног мчится Робин. Она стала открывать ему окно.

— Робин бежит, — сообщила она дедушке и Джеймсу. — Изо всех сил. Что-то случилось.

Пег впустила Робина и тщательно затворила за ним окно. Он совсем запыхался, пот стекал с него ручьями, но, как ни странно, лицо у него было не красным, а бледным. Пег даже испугалась, не заболел ли он вдруг.

— Ты что, Робин? Тебе плохо?

— Ну, в каком-то смысле — да. — Он еле переводил дыхание.

— Ладно, успокойся, — Джеймс хлопнул его по плечу. — Уж не хочешь ли ты сказать, что Кроуп и компания скачут сюда галопом?

Робин стряхнул с себя его руку и плюхнулся на диван.

— Нет, их я потерял из виду. Совсем другое. Знаешь короткую и глубокую канаву за нашей оградой, по ту сторону теннисного корта?

— Да. А что?

— Это где я один раз туфлю потеряла? — спросила Пег.

Робин кивнул, перевел взгляд с одного на другого, облизнул губы, потом произнес:

— В той канаве еще один Сноггл.

— Черт побери! — воскликнул Джеймс.

У Пег с губ сорвался какой-то бессмысленный звук.

— Ты уверен? — спросил дед. — Хотя это глупый вопрос. Конечно, уверен.

— Да. И пусть бы я лучше не был так уверен в этом, — серьезно ответил Робин. — Он не на дне канавы. А то бы я его, наверно, не заметил. Там на склоне есть такой уступ, как полочка, он на ней еле помещается. Он, по-моему, туда скатился, когда его сбили, и вцепился в траву, чтобы удержаться.

— Как сбили? — это спросил дед, но Пег с Джеймсом тоже произнесли нечто подобное.

— Да. — В этот момент Робин выглядел много старше своих тринадцати лет. Ворвавшись в дом так неистово, он уже заставил себя успокоиться и был в состоянии серьезно и точно излагать факты. — Я думаю, его сбили наугад из ружья. Никто его не выслеживал, а то его бы нашли. Но он болен — ранен, я хочу сказать, но не знаю, насколько сильно. Из него вытекает что-то такое липкое, темно-зеленое.

— Ой, не надо! — крикнула Пег.

— Жуть, — сказал Джеймс. — И он такой же, как наш Сноггл?

— Чуть поменьше. И не такой округлый и яйцевидный. И у него не четыре антенны — или как их там назвать — на голове, а три, и они по-другому расположены. И я теперь скажу одну вещь — послушай-ка, Пег, — теперь я уверен, что эти Сногглы не могут быть машинами. Они живые, как мы, хотя и выглядят так странно. Когда я на него пристально посмотрел, — неприятно мне это было, но я чувствовал, что так надо, — он очень медленно открыл свои огромные глаза, и в них было такое умоляющее выражение, будто он понял, что я ему друг и ужасно его жалею. Вот. Больше я ничего не могу вам сказать. — Он повернулся к деду: — Что же нам делать?

— Принести его сюда, — тотчас ответил тот.

— Дедушка, — обрадовалась Пег, — как я тебя люблю!

— Пускай мы не сможем вылечить бедное создание, — продолжал дед, — мы хотя бы отрегулируем для него воздух, уменьшим количество кислорода — сделаем то, в чем нуждался Сноггл. Что ты сказал, Джеймс?

— Согласен с тобой на все двести процентов, дед!

— Я надеялся, что вы это предложите, — сказал им Робин. — Но должен вас предупредить — это будет не так легко. Во-первых, его придется тащить из канавы…

— Так идемте же! — в нетерпении закричала Пег. — Нечего на болтовню время тратить.

— Замолчи, Пег! Мне кажется, тебе лучше не быть при этом. Я и то еле вынес это зрелище.

— Да ну тебя, глупости какие! Если ты, Робин, смог это вынести, так и я смогу. Я с вами иду, вот и все.

— Но если дедушка тоже пойдет…

— Конечно пойду, мой мальчик!

— Тогда никого здесь не останется…