Стюарт Хилл - Клич Айсмарка

Оскан непонимающе нахмурился, однако королева лишь покачала головой.

— Потом объясню.

Они еще немного постояли в неловком молчании и разошлись в разные стороны.

Фиррина пересекла залу и углубилась в лабиринт коридоров, пронизывающий королевский замок, будто хитросплетение сосудов. Ее шаги далеко разносились в тишине. Девочка несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, и пошла медленнее, чтобы было время прийти в себя. У первого пересечения коридоров она снова стала королевой Фирриной, сосредоточившись на ближайшей задаче.

Она точно знала, куда направляется и кого там найдет. Еще утром она послала нескольких слуг осторожно выяснить, куда он делся, а когда они вернулись с ответом, решила с ним поговорить.

Фиррина отворила низкую дверцу, и на нее живительной волной хлынули солнечные лучи и аромат дивных цветов. Она вышла в королевский сад — крошечный уголок, со всех сторон окруженный замковыми стенами, — и прикрыла глаза. Короткая айсмаркская весна уже сменялась летом. Воздух наполнился жужжанием пчел, которые живыми искорками сновали среди пронзительно-ярких цветочных бутонов.

Фиррина устало вдохнула пьянящую смесь ароматов и на какой-то краткий миг почти забыла о войне. Но потом теплый ветер донес до нее крики командиров и топот марширующих ног. Пришлось открыть глаза и вернуться к действительности.

Высокие розовые кусты посреди сада уже покрылись бархатистыми цветами: темно-красные, белоснежные и нежно-розовые лепестки слились в замысловатый гобеленовый узор. Фиррина, прислушавшись к голосу сердца, подошла к ним — и нашла того, кого искала. На скамье, среди благоухания цветов и мельтешения пчел, сидел Олемемнон. Глаза его были закрыты, в волосах запутались лепестки, на плечи садились бабочки. Он был похож на грустного бога, изнуренного творением весны и отдыхающего среди плодов рук своих, прежде чем взяться за лето.

Фиррина уже хотела уйти и оставить его в покое и умиротворении, когда Олемемнон вдруг шевельнулся и открыл глаза. Он слабо улыбнулся, но от этого скорбь и горе в его глазах стали еще заметнее.

— Здравствуй, дядя Олли, — тихо сказала Фиррина. — Можно с тобой посидеть?

Вместо ответа он подвинулся на скамейке и похлопал ладонью рядом с собой. Девочка села и, закрыв глаза, подставила лицо солнцу.

— Мне не найти слов, что могли бы утешить тебя, дядя Олли. Мне еще мало лет, и я пока не знаю, что значит терять человека, которому ты сам решил подарить свою любовь. Ведь родителей мы любим с самого рождения. — Она открыла глаза и посмотрела на дядю. — Но когда умер папа, мне показалось, что у меня украли время… время, которое мы могли бы провести вместе.

Олемемнон взял племянницу за руку и нежно сжал ее.

— Есть и другие… особенно один человек, без которого я, наверное, не смогла бы жить, — продолжила она. — То есть сам мир, мой мир продолжал бы жить, но как без него — я не знаю.

— Это похоже… Все стало как будто ненастоящее, — наконец ответил Олемемнон, и его низкий голос потонул в гудении пчел. — Даже свет померк.

— Иногда я думаю, что слишком опасно доверять кому-то твое счастье, — продолжила Фиррина. — Но если ты не разделишь с кем-то хоть часть своей жизни, все остальное покажется бессмысленным, каким-то… бесполезным.

— Оно того стоит, Фиррина. Даже если судьба сыграет с тобой злую шутку и отнимет любимого человека, оно того стоит.

Фиррина кивнула — она и сама так думала, только не решалась поверить.

— Мои слова, конечно, не вернут ее… Я и сказать-то ничего не могу. Но знай: ты нужен мне, дядя. Сама я не справлюсь. Возвращайся к нам, возглавь гиполитанскую пехоту, хотя бы до той поры, когда новая басилиса привыкнет к своей роли… — Фиррина осеклась и ахнула, осознав, как равнодушно это прозвучало. Ей стало так стыдно, что щеки опять залила краска.

Но Олемемнон поднес ее руку к губам и поцеловал.

— Не волнуйся, Фиррина, я слышал, что совет женщин избрал новую предводительницу. Но все свои полномочия я получил от Элемнестры. Я командовал пехотой только потому, что был ее мужем. Без нее я просто обычный солдат гиполитанской армии.

— Мы живем в странное время, дядя. Поэтому можем совершать странные поступки. И я как королева Айсмарка назначаю тебя командиром гиполитанской пехоты. Не беспокойся, новая басилиса — разумная женщина, она согласна со мной. Мы не можем потерять одного из лучших офицеров, когда он так нам нужен.

— Но что, если он больше ничего не может? Как я поведу в бой солдат, когда у меня нет даже сил мыслить здраво? Я иногда забываю дышать, иногда раздумываю, стоит ли моргнуть — или, может, подождать, пока глаза не заболят? Вот кем я стал без моей Элемнестры.

Фиррина потрясенно взглянула на него. Надо же, что делает с человеком горе: превращает жизнь в нелепость, взрослого — в беспомощного младенца. Это было бы даже смешно, если бы не было так грустно.

— Но ты еще нужен миру, дядя Олли. Прошу тебя, помоги нам. Иначе твое горе постигнет всех нас — точнее, тех, кто выживет.

Олемемнон печально улыбнулся.

— Однажды все потеряют своих любимых, так или иначе. Лучше уступить сейчас. Война все равно проиграна. Где наши союзники? Вампиры и вервольфы ненавидят нас. Они никогда не придут, а без них сколько мы продержимся? Ведь империя будет стягивать все новые войска. Да, кое-что нам удалось. Но с каждой победой нас становится все меньше, а армия Сципиона Беллорума, хоть и терпит поражения, тут же пополняется. Так какой смысл бороться дальше?

Тут Фиррина так рассердилась на него, что в ярости вскочила на ноги, доведенная до белого каления.

— Олемемнон Стагапулос, сын матери-богини, бывший супруг басилисы гиполитанской, командир Лунной пехоты, тебя ждет долг! Тебе не дано постичь промысел богини — ты можешь лишь нести отведенное тебе бремя, не жалея сил. И если тебе суждено умереть, ты будешь покоиться с миром, зная, что твое маленькое человеческое несчастье — это часть большого божественного плана, который превыше твоего разумения!

Ее звенящий голос разлетелся по саду, прогнав стайки воробьев, а вместе с ними оцепенение и безразличие великана, сидящего на скамейке.

Он поднял на нее глаза и озадаченно сдвинул брови, будто пытался что-то припомнить.

— Олемемнон Стагапулос, ты сейчас же пойдешь со мной и займешь свое место в замысле богини, иначе твое имя будет опозорено на все королевство!

— Не так много осталось тех, для кого оно что-то значит, — упрямо ответил великан, но в его голосе и позе уже не сквозила такая безнадежность, как раньше.

— Многие будут помнить его, как и славное имя Элемнестры Целести, басилисы Гиполитании и предводительницы Священного полка. Богиня оставила тебе жизнь, командир Олемемнон. Значит, ты все еще часть ее замысла и твой долг выполнять ее волю.