Эрин Хантер - Пророчество Синей Звезды. Выбор

— Как ты себя чувствуешь, маленькая? — ласково спросил Пышноус, наклоняясь над Белогривкой.

— Пить хочу, — простонала та. — Дайте мне хотя бы влажного мха, губы смочить.

— Конечно, — кивнул Пышноус и обернулся к Остролапу. — Ты не принесешь мха?

Остролап перестал терзать когтями папоротник на подстилке Белогривки и с тревогой поднял глаза.

— Ты сможешь немного побыть без меня? — хрипло спросил он подругу. — С тобой ничего не случится? — в его всегда властном голосе теперь звучала робкая мольба.

— Не волнуйся, мы о ней позаботимся, — заверил его Пышноус.

Когда Остролап ушел, Белогривка устало вздохнула и прошептала:

— Спасибо, что отослал его до того, как он изорвал мою подстилку в клочья.

Синегривка пошевелила усами. Похоже, ее сестра все-таки не утратила чувства юмора. Что ж, это был хороший знак. Но тут Белогривка хрипло застонала и так вытаращила глаза, что показались белки.

Пышноус положил лапу на ее живот и слегка нажал.

— Больно?

Белогривка кивнула, затаив дыхание.

— Нет-нет, ты должна дышать. И как можно глубже, — сказал Пышноус.

Синегривка зажмурилась, не в силах выносить страданий сестры.

— Почему ты не дашь ей маковых семян, чтобы облегчить боль? — вскрикнула она.

— Потому что она должна чувствовать, что происходит, — ответил Пышноус. — Иначе как мы догадаемся, что котята уже готовы появиться на свет?

Белогривка сделала несколько медленных вдохов.

— Это надолго? — прохрипела она.

— Приготовься потерпеть, — уклончиво ответил Пышноус.

— Подождите! — крикнула Синегривка и стремительно выбежала из палатки.

Снаружи она увидела Зарянку, прилегшую на сухом клочке земли.

— Я не хочу заходить внутрь, чтобы не мешать вам, — сказала кошка, когда Синегривка пронеслась мимо. — Там и без меня тесно.

— Спасибо! — крикнула Синегривка.

Остановившись, она окинула взглядом поляну.

Папоротники уже начали жухнуть, их верхушки побурели и стали хрупкими. В воздухе все чаще чувствовалась горечь Листопада. Синегривка быстро нашла то, что искала: короткую толстую палку, достаточно крепкую, чтобы не расщепиться вдоль. Схватив ее в зубы, она бросилась обратно в детскую.

— Что это? — спросила Пестролапая, подняв голову со своей подстилки.

— Я подумала, что Белогривка может сжимать ее зубами, когда начнутся схватки, — пояснила Синегривка, протягивая сестре палку.

Пестролапая невольно поежилась, очевидно, вспомнив собственные страдания.

— Жаль, что мне никто не предложил такого!

— Спасибо, — выдавила Белогривка.

Живот ее снова начал содрогаться, и она изо всех сил впилась зубами в палку.

Ветки ежевики зашевелились, и в детскую ворвался Остролап. Бросив мох, он со страхом выкрикнул:

— С ней все в порядке?

— Все прекрасно, — успокоил его Пышноус. — Но этого мха нам не хватит. Собери еще и, пожалуйста, смочи его в ручье за лагерем. Там вода посвежее.

Остролап молча кивнул и снова выбежал наружу. Синегривке показалось, что на этот раз он ушел с радостью, потому что просто не мог выносить страданий Белогривки.

— С-спасибо, — выдавила Белогривка.

Солнце медленно совершало свой путь над лесом, и теплые лучи неторопливо скользили по детской. Время шло, Белогривка все больше и больше слабела и в перерывах между схватками подолгу не открывала глаза.

— Уже скоро, правда? — шепотом спросила Синегривка Пышноуса.

— Осталось недолго, — ответил тот, давая Белогривке несколько листочков.

Синегривка сразу узнала листья, которые ученик целителя не так давно просил ее разыскать в палатке для Пестролапой. Это были листья малины. Хоть бы на этот раз они оказались более полезными!

Белогривка хрипло застонала и выгнулась всем телом.

— Вот! — вскрикнула Синегривка, давая ей палку.

— Нет! — завизжала Белогривка, отталкивая ее.

— Первый уже тут, — пропыхтел Пышноус, склоняясь над Белогривкой.

Та задрожала всем телом, и маленький котенок плюхнулся на подстилку. Наклонившись, Пышноус принялся вылизывать его.

Белогривка повернула голову и обнюхала крохотный мокрый комочек.

— Какой красивый, — прошептала она и, подхватив малыша зубами за загривок, положила себе под бок.

Котенок тут же принялся сосать, яростно пихая мать лапами в живот.

— Да он настоящий силач! — промурлыкал Пышноус.

У Синегривки задрожали лапы от облегчения.

— Сколько их еще? — спросила она.

Пышноус аккуратно нажал лапой на бок Белогривки.

— Все, — ответил он.

Пестролапая даже села от удивления.

— Всего один? — переспросила она.

— Зато какой огромный! — радостно рассмеялся Пышноус. — Право, мы не может требовать от такой хрупкой матери большего!

Когтишка влез в палатку и, деловито протиснувшись между взрослыми, уставился на белого котенка.

— Уже все? — тоненько пропищал он. — А где остальные?

— Родился только один, — сказала ему Пестролапая.

— И все? — уточнил Когтишка, задумчиво склонив голову набок. — Но он же белый! Как он будет охотиться с такой дурацкой шерстью? Да его любая дичь издалека увидит.

Пестролапая со вздохом встала со своей подстилки и погнала Когтишку прочь.

— Он будет отличным охотником, таким же, как его мать, — сказала она.

— Но я-то буду еще лучше! — заявил Когтишка.

В палатку вбежал Остролап с зажатым в пасти гигантским куском мокрого мха. Синегривка изумленно вытаращила глаза. Да он, похоже, ободрал целую поляну!

— Всю детскую затопишь, недотепа, — поддразнила она.

Но Остролап ее не слышал. Он уже увидел своего сына и, выронив мох, бросился к нему.

— Какой красивый!

Синегривка с удивлением увидела, как взгляд Остролапа смягчился, а высокомерное выражение растаяло, сметенное потоком любви и нежности. Он лизнул Белогривку в макушку и прошептал срывающимся голосом:

— Какая ты умница! Я так тобой горжусь!

— Можно мы назовем его Белыш? — так же шепотом спросила Белогривка.

— Мы назовем его так, как ты захочешь, — закивал Остролап, прижимаясь щекой к ее щеке.

Потом он наклонился и лизнул Белыша. Котенок протестующе запищал и снова принялся сосать. Остролап молча смотрел на своего сына, и глаза его сияли от счастья. Впервые в жизни Синегривка почувствовала к этому коту что-то, похожее на нежность.

Наконец, Остролап выпрямился.

— Сейчас я принесу тебе самую вкусную дичь из всей кучи! — пообещал он Белогривке.

Но Пышноус остановил его.

— Ей пока лучше не есть, — сказал он. — Зато твой мох очень пригодится, — он подобрал кусок мха и положил его возле Белогривки, чтобы та могла слизнуть влагу. Белогривка с жадностью набросилась на мох. Ее глаза были полузакрыты от усталости.

— Она поправится? — шепотом спросила Синегривка.