Эрик Ниланд - Слуги света, воины тьмы

Фиона перевернула страницу, чтобы узнать, к чему это все приведет. Перед ней предстала еще одна цветная иллюстрация. Даллас и тетя Лючия танцевали около майского шеста.

На полях на древнегреческом языке от руки было написано следующее:

При упоминании о Смерти руки Фионы покрылись пупырышками.

Лахезис. Это имя звучало немного похоже на имя Лючия.

Клото? А вот это имя было совсем не похоже на Даллас, но когда бабушка знакомила их с теткой, она назвала ее «тетя Клодия», а потом Даллас попросила ее так не называть.

И вообще — что за имя Даллас?

Фиона задумалась. Как такое могло быть: на картинке изображены две женщины — ее тетки, как они сами утверждали, но нарисована эта картинка лет пятьсот назад. Может быть, это подделка? Но книга выглядела подлинной — старинная, средневековая. И пахла соответствующе — плесенью и пылью веков.

Но что, если они не были ее тетками? Что, если…

Заложив нужную страницу, Фиона отправилась в ванную. Закрыла на защелку дверь и села перед зеркалом.

Она опять открыла книгу на первой картинке, где была изображена Природа, повернула картинку к зеркалу и сравнила лицо Природы со своим отражением.

Женщина на картинке была очень похожа на тетю Даллас. То есть она выглядела в точности как она.

И как Фиона.

У обеих — высокий лоб, одинаковые глаза (правда, у Даллас немного зеленее). Волосы волнистые. Как у Фионы, хотя на картинке они были намного красивее и светлее.

Фиона перевернула страницу и сравнила свое лицо с изображением тети Лючии.

Они тоже были похожи. Одинаковые очертания губ, подбородка, но…

Фиона снова вернулась к первой картинке.

Она больше похожа на тетю Даллас, Клодию, Клото, как бы ее ни звали по-настоящему.

Родственники много лгали и о многом умалчивали. Может быть, и о тетушках тоже? Нет, Фиона не сомневалась в том, что они состоят в родстве, но вдруг Даллас была не просто ее тетей, а кем-то еще?

Фиона прикоснулась к изображению Даллас, отраженному в зеркале.

Может быть, это ее мать?

Безусловно, у Даллас была возможность иметь детей, если она и в жизни вела себя так же, как в истории, изложенной в книге. Но почему все говорили, что мать Фионы и Элиота умерла, если на самом деле она была жива? Она не хотела с ними знаться? Или это делалось для того, чтобы никто не узнал об их происхождении? Их поручили заботам «бабушки», чтобы, ради их безопасности, она воспитала их вдали от остальных родственников?

И разве Даллас не вернулась именно тогда, когда они нуждались в ней сильнее всего? Чтобы научить их читать будущее по нитям. Может быть, так и должна себя вести заботливая мать?

А Фиона поступила глупо — убежала к себе в комнату, узнав, как мало ей осталось жить. Надо было поговорить с Даллас. От нее можно так много узнать.

Или это все фантазии? И она просто выдает желаемое за действительное?

Возможно, Даллас на самом деле их тетя, а настоящая мать действительно умерла.

Фиона положила книгу на колени и прикоснулась к картинке. Девочке стало тоскливо.

Она бережно закрыла книгу. Думать об этом было слишком больно. Ей ведь осталось жить меньше дня — судя по тому, что показала нить судьбы. Но предстояло пройти еще одно героическое испытание, и прежде всего нужно думать об этом.

Она отнесла книгу в комнату Элиота и поставила на полку.

Выйдя в коридор, Фиона услышала звяканье посуды в кухне. Может быть, стоит поговорить с Си? Та всегда ее выслушивала, но как она поймет, что довелось пережить правнучке? Как жаль, что Элиота нет дома…

Фиона вздохнула, вернулась в свою комнату и заперла дверь.

Все ее проблемы связаны с нитями. Нить, тянувшаяся внутрь ее от шоколадных конфет и присосавшаяся к ней наподобие паразита; тот факт, что нить судьбы обрывалась, а это означало, что жить ей осталось совсем немного; а еще то, что она сделала прошлой ночью в зеркальном лабиринте — отсекла что-то от себя. Это была еще одна нить.

Или все это только игра воображения? В конце концов, она ведь сильно стукнулась головой.

Фиона потрогала макушку, нащупала шишку, покрытую коростой, и поморщилась от боли.

А что, если она видела мифические нити только под гипнотическим влиянием Даллас или в результате сотрясения мозга?

Выяснить это можно было одним-единственным способом.

Фиона сняла грязную, местами обгоревшую одежду и переоделась в удобные спортивные штаны и футболку. Из эластичного пояса она выдернула нитку и растянула.

Можно было бы что-нибудь разрезать этой ниткой, но сейчас ей не до того. Сейчас нужно сосредоточиться, но не полностью, а как будто ты смотришь на что-то, сведя глаза к переносице, и изображение вдруг начинает двоиться.

И вот нить словно завертелась спиралью и ушла внутрь ее и закончилась на крошечном расстоянии от того места, где она ее держала.

Это уже была не эластичная синтетическая нитка. Она стала красной и пульсирующей. На конце набухла капля крови. Крови ее жизни.

Итак, если только она не пребывала в состоянии непрерывной галлюцинации или не стала сомнамбулой, этот фокус с нитями действительно работал.

Немного испуганная и взволнованная, она передвинула большой и указательный пальцы вдоль нити, пока та не соединилась с узелками других переплетенных между собой нитей. Как только Фиона прикоснулась к нити в этом месте, странные ощущения наполнили ее руку: вкус подсоленной перечной мяты в пиццерии, запах пыльных старых книг — такой отчетливый, что она закашлялась, резкий сосновый аромат чистящего средства, приготовленного Си, мягкость сотни раз выстиранных шерстяных одеял.

Это была картина ее жизни на протяжении пятнадцати лет — сон, уборка, работа, учеба, и все повторялось изо дня в день.

Фиона вернулась к тому месту, где на нити появлялись первые узелки.

Здесь в ее жизнь вплетались темные волокна: холодные и скользкие, местами слипшиеся. На ум ей пришло слово «зло». Попадались также нити, словно сотканные из чистого золота. Одна из них была кожаной и едва уловимо пахла мотоциклетными выхлопными газами. Это был Роберт.

Вот ее жизнь.

Но когда она передвинула пальцы вперед, ближе к настоящему, то нащупала комок.

Фиона сосредоточилась сильнее и увидела свернутую в спираль трубочку, похожую на кровеносный сосуд. Один конец спирали уходил внутрь тела, а другой висел, вяло обмякнув.

Та самая нить, которую она перерезала вчера ночью.

Но что же она, в конце концов, сделала с собой, чтобы освободиться от власти, которую возымели над ней конфеты?