Лоис Лоури - Дающий

— Я люблю Называние, — сказал Джонас.

— Я тоже, — сказала Мать. — В тот год, когда мы должны были получить Лили, — а мы, естественно, знали, что нам выдадут ребенка женского пола, ведь мы подали прошение, и оно было одобрено, — я постоянно думала, какое же у нее будет имя?

— Я мог бы, конечно, заглянуть в список и до Церемонии, — признался Отец. — Комитет готовит его заранее, и он всегда лежит в офисе Воспитательного Центра.

— Вообще-то, — продолжил Отец, — мне немного стыдно, но сегодня я действительно зашел в офис, чтобы проверить, нет ли там списков для Называния. Список был, и я посмотрел на запись под номером Тридцать Шесть — это номер того малыша, о котором я вам сегодня рассказывал. Я подумал, что воспитательный процесс пойдет быстрее, если называть его по имени. Наедине, конечно, чтобы никто не услышал.

— И ты узнал его? — воскликнул Джонас.

Это было невероятно — то, что Отец вообще способен нарушить Правило, пусть и не самое важное. Джонас взглянул на Мать, человека, ответственного за соблюдение Правил в коммуне, и с облегчением увидел, что она улыбается.

Отец кивнул.

— Его именем — если он, конечно, дотянет до Называния — будет Гэбриэл. Так что я шепчу ему это имя во время кормлений, игр и занятий. Когда никто не слышит. Я зову его Гейб, — улыбнулся Отец.

— Гейб, — произнес Джонас. — Хорошее имя.

Хотя Джонас был только Пятилетним в тот год, когда они получили Лили и узнали ее имя, он отлично помнил, как все этого ждали. Они часами обсуждали, как она будет выглядеть, какой у нее будет характер, впишется ли она в размеренную жизнь Семейной Ячейки. Он помнил, как забрался на сцену вместе с родителями — Отец был с ними, а не с другими Воспитателями, потому что в том году ему выдавали собственного ребенка.

Он вспомнил, как его Мать взяла ребенка, теперь его сестру, на руки и как прочли документ собравшимся Семейным Ячейкам: «Младенец Двадцать Три, — объявил Называтель, — Лили».

Он помнил восхищенное лицо Отца и как он прошептал:

— Это одна из моих любимиц, я надеялся, что нам дадут именно ее.

Толпа хлопала, Джонас улыбался. Ему нравилось имя его сестры. Лили, так толком и не проснувшаяся, помахала крошечным кулачком, и они спустились со сцены, чтобы уступить место следующей Семейной Ячейке.

— Когда я был Одиннадцатилетним, как ты, Джонас, я был очень нетерпелив. Никак не мог дождаться Церемонии Двенадцатилетних. Это ведь почти два дня. Я помню, что мне понравились Годовалые, но все остальные Церемонии не очень-то меня интересовали, кроме Девятилетних. Моя сестра стала в тот год Девятилетней и получила свой велосипед. Я учил ее ездить на моем, хотя, конечно, не должен был этого делать.

Джонас рассмеялся. Это было одно из Правил, которое не принимали всерьез и нарушали почти всегда. Велосипеды получали Девятилетние, до этого возраста ездить запрещалось. Но почти всегда старшие братья и сестры учили младших кататься, Джонас и сам уже подумывал, не пора ли заняться этим с Лили. Шли разговоры о том, чтобы поменять Правила и выдавать велосипеды в более раннем возрасте. Комитет изучал этот вопрос. Когда Комитет изучал что-нибудь, люди всегда шутили, что члены Комитета раньше станут Старейшинами, чем поменяют Правила.

Поменять Правила было невероятно сложно. Иногда, когда речь шла о чем-то действительно важном — не о такой ерунде, как велосипеды и возраст, в котором их следует выдавать, — вопрос задавали Принимающему, самому важному из Старейшин. Джонас его никогда и не видел, по крайней мере, не знал, как он выглядит. Но Комитет никогда бы не побеспокоил Принимающего вопросом велосипедов, члены Комитета просто будут судить и рядить годами, пока в коммуне не забудут, что этот вопрос вообще был поставлен на обсуждение.

Отец продолжил:

— Я с удовольствием посмотрел, как моя сестра Катя стала Девятилетней, как она впервые сняла ленты для волос и получила велосипед. Затем я не очень-то внимательно наблюдал за Церемониями Десяти- и Одиннадцатилетних. И вот, к концу второго дня — казалось, он будет длиться вечно — наступила моя очередь. Церемония Двенадцатилетних.

Джонас поежился. Он представил себе, как Отец, который, скорее всего, был тихим и скромным мальчиком — таким же тихим и скромным, как сейчас, — сидит со своими одногруппниками и ждет, когда его вызовут на сцену. Церемония Двенадцатилетних была последней Церемонией. Самой важной.

— Я помню, с какой гордостью смотрели на меня родители. Даже Катя, которой ужасно хотелось поскорей проехаться по коммуне на велосипеде, перестала ерзать и сидела очень прямо и спокойно, когда я вышел на сцену. Но, если честно, Джонас, — сказал Отец, — у меня Церемония тревоги не вызывала. Я был абсолютно уверен в своем Назначении.

Джонас удивился. Узнать про Назначение заранее совершенно невозможно. Распределение было секретным, им занимались лидеры коммуны — Старейшины. Относились они к этому со всей серьезностью, так что в коммуне про Назначения даже никогда не шутили.

Мать тоже была удивлена:

— Как же ты узнал?

Отец мягко улыбнулся:

— Ну, мне это было ясно с самого начала — и родители позже признались, что тоже не сомневались в том, какое дело будет получаться у меня лучше всего. Мне всегда нравились маленькие дети. Пока мои одногруппники устраивали велосипедные гонки или строили машины и дома из конструкторов, или…

— То есть занимались тем же, чем мы с друзьями, — заметил Джонас.

— Конечно, я тоже участвовал во всех этих играх, все дети обязаны в них участвовать. И в школе я учился так же усердно, как ты. Но в свободное время я возился с малышами. И все часы добровольной работы проводил в Воспитательном Центре. Старейшины, конечно, про это знали.

Джонас кивнул. В этом году он заметил, что наблюдение усилилось. В школе, в Зоне Отдыха, в часы добровольной работы он часто видел Старейшин, наблюдающих за ним и другими Одиннадцатилетними. Он видел, как они записывают что-то в блокноты. Он знал, что они по многу часов беседуют со всеми Инструкторами, которые занимались с Одиннадцатилетними с первых лет школы.

— Так что я ждал своего Назначения и, когда объявили, что я буду Воспитателем, только обрадовался, — объяснил Отец.

— И все хлопали, хотя это не стало ни для кого сюрпризом? — спросил Джонас.

Отец улыбнулся.

— Ну конечно. Все радовались за меня, ведь я получил Назначение, о котором всегда мечтал. Мне очень повезло.

— А кто-нибудь из Одиннадцатилетних был разочарован?

В отличие от своего Отца, Джонас понятия не имел, какое из Назначений ему достанется. Но точно знал, что среди них есть такие, которые его расстроят. Например, при всем уважении к Отцу и его работе, он совсем не хотел бы стать Воспитателем. Да и Рабочим тоже.