Александр Грэй-Биркин - Дракон острова Кенгуру

— Дракон! У-у! — воскликнули их мужья.

— Тётенька, Дракон — это страшный трёхглавый зверь! — сказал Юлии мальчик, которого звали Ронни, своим детским английским голосом.

Юлия, соглашаясь с мальчиком, закивала головой, и погладила его голову.

— Дракон хочет украсть все мои игрушки, — сказала девочка, которую звали Мэгги.

— Мы, Мэгги, Дракону не позволим украсть твои игрушки, — сказала, улыбаясь ей, Юлия, и, тоже, погладила её по голове.

Англичане о разбойнике Драконе слышали, и глубоко посочувствовали Юлии, и её брату Леонарду.

Обе дамы были одеты в роскошные европейские платья бордового и зелёного цветов. Их головы были покрыты европейскими головными уборами, и обе были увешены очень дорогими украшениями. Было абсолютно ясно, что их мужья-клерки имеют, в английской Ост-Индской компании, очень высокие доходы и зарплаты.

— Мы очень скучаем по Лондону, — хором, сказали дамы.

Юлия, с пониманием, кивнула головой, так как и сама, тоже, скучала по дому.

И дамы, и их мужья, хорошо знали Кантон, с его особенностями и обычаями, и, даже, неплохо говорили по-китайски.

Дальше, все двинулись по площади, вместе, держась за руки, и пробиваясь сквозь толпу. Обе леди, с трудом уберегали свои платья, от повреждений в толпе, и им приходилось ухитряться, чтобы идти по площади. Ронни и Мэгги, по разным поводам, то вскрикивали, выражая своё недовольство, то переговаривались между собой. Они все шли, держась друг друга, и было видно, что леди давно научились передвигаться в толпе, по центру Кантона, в своих роскошных платьях, хотя и с большим трудом, и с большими усилиями.

Минут через пятнадцать, Юлия, её товарищи-матросы, и группа новых знакомых-англичан, оказались у места, на торговой площади, где отбывали публичное наказание преступники, и просто, слегка провинившиеся, и где, также, осуществлялись публичная смертная казнь и быстрые публичные телесные наказания. Все, они увидели группу людей, которые томились под жарким солнцем в деревянных колодках на шеях, называвшихся кангами, и были привязаны к столбу за длинные нетолстые цепи. И англичане, и сопровождавшие Юлию матросы, на этом месте бывали не раз, и ничему не удивлялись. Юлия, тоже, особо не удивилась, так как Европа, в те времена, также, гуманизмом не отличалась. Но, ей стало очень жалко людей, отбывавших публичное наказание.

Канга представляла, из себя, деревянный квадрат, со стороной до трёх футов, весом с пуд и более, и с отверстием для головы, в центре. На кангах были надписи, видимо, как подумала Юлия, имя наказанного, и сам проступок, с размерами наказания. Надзиратели бдительно контролировали ситуацию, и всем любопытным, в профилактических целях, разъясняли, кто и за что приговорён к наказанию. Время от времени, охранники, для всех, кто находился и прогуливался рядом, зачитывали приговоры осужденных, видимо для того, чтобы другим неповадно было совершать проступки и преступления.

— Им повезло, — пояснили англичане, немного знавшие Кантон, и китайские законы. — Чиновник, что их судил, был в добром настроении. Да и родственникам, позволяется их кормить. Сами-то, они, до рта руками достать не могут.

— Один, два или три месяца в канге — и ты свободен, — разъяснил ей, один из её друзей-матросов, тоже, немного знавший китайские порядки. — Могло бы, быть, и хуже, как вон, с теми.

Матрос показал, рукой, в сторону, где восемь мужчин и одна женщина проходили процедуру медленной публичной казни, через удушение в бамбуковых клетках.

Бамбуковая клетка представляла, из себя, усечённую пирамиду, в высоту, чуть выше человеческого роста, и предназначалась для публичной и непубличной казни одного человека, за один раз.

Приговорённые к смерти висели на шеях, на верхних перекладинах, словно в петле, но чтобы смерть не наступила быстро, каждый из них стоял на стопке черепиц, которые, по одной, через интервал времени, по команде старшего надзирателя, убирали.

— За что, их? — спросила Юлия Иголочка друзей матросов.

— Вон, написано, — ответил Юлии один из матросов, кивнув головой на клетки, имея в виду таблички с иероглифами, прибитые повдоль клеток.

Ронни, по-детски прямолинейно, сказал:

— Их всех, мандарин, сюда, велел отправить!

— Их, сюда, стража привела, — добавила Мэгги.

Юлия кинула взгляд на таблички с иероглифами, прибитые на клетках, и непонимающе покачала головой. Вокруг клеток крутились надзиратели-экзекуторы, а праздно шатающиеся люди, видимо, не раз видевшие процедуру казни на этом месте, подходили, смотрели, и быстро уходили.

— Кто-то, за тяжкое преступление, кто-то, за нетяжкое, кто-то, по ошибке, кто-то, по навету, а кто-то, по заказу своего врага. Всё, точно также, как в Европе, — сказал Юлии её товарищ-матрос, который был в Китае не впервые, и знал Кантон.

— Казнят в Европе, казнят в Китае, — заметил, по-философски, другой, сопровождавший Юлию, матрос.

Юлия и английский клерк стали смотреть, на умирающую в клетке, женщину. Та, бедняжка, стояла на цыпочках, и до окончательной смерти, ей оставалось три черепицы. В это время, надзиратель, для всей шатающейся публики, в очередной раз, что-то объявил. Англичанин, тут же, перевёл для Юлии и её друзей:

— Говорит, что дама приговорена к смертной казни за оскорбление собственной свекрови.

— За оскорбление свекрови?! — захлопала глазами Юлия.

— Да, за оскорбление свекрови, — кивнул головой англичанин.

Юлия остолбенела. Затем, она пришла в себя, и спросила англичанина:

— Свекровь княгиня?

Англичанин пожал плечами, подошёл к надзирателю, что-то, того, спросил, затем, вернулся к Юлии, взял за руку свою жену, и сказал им:

— И она сама, и её свекровь из семей ремесленников.

— За оскорбление свекрови — смертная казнь! Дикость! — воскликнула Юлия, с возмущением качая головой.

— Такой, здесь, закон, — сказала англичанка, которая держала, за руку, девочку.

В это время, старший надзиратель приказал, и у всех, кто находился в клетках, из-под ног, убрали по одной черепице. Послышались стоны, приговорённых к казни, и толпа оживилась.

Один из матросов сделал возмущённое лицо, и сказал:

— Как европейская католическая инквизиция. Казнь на костре ещё мучительней.

Другой матрос сказал:

— Оскорбление — это, хотя бы, что-то. У нас, в Европе, "ведьм" ловят и сжигают, кое-где, до сих пор. Считай, совсем без вины.

Юлия приумолкла. Обе англичанки стали качать головами, и возмущаться жестоким приговором, вынесенном женщине. В это время, надзиратель начал, вновь, что-то объявлять. Английский клерк одёрнул Юлию, кивнул на крайнего мужчину, умирающего в бамбуковой клетке, и сказал:

— Надзиратель говорит о том, крайнем.

Юлия поглядела на несчастного китайца, на которого кивнул английский клерк. Тот стоял на цыпочках, и ждал смерти.