Андреа Робинсон - Королева вампиров

— Прости, что я не перезвонила тебе этим летом.

Услышав это неуместное замечание, она округляет глаза от удивления и немного погодя говорит:

— Все в порядке. Я была занята приютом для животных. Честно говоря, от меня все время пахло псиной, так что, наверное, мне не стоило ни с кем встречаться. В любом случае, мне лучше пойти домой, — говорит она, наклоняясь, чтобы взять сумку. — Мама по средам допоздна работает в госпитале, поэтому мой младший брат остается дома один. В прошлый раз, когда я вернулась слишком поздно, он успел посмотреть так много НВО, что стал говорить, как Тони Сопрано [9] Тони Сопрано — главный герой телесериала «Клан Сопрано», выпускаемого американским телеканалом НВО. . — Уже взявшись за дверную ручку, она задерживается. — Кстати, твои статьи были просто отличными.

— Твои были лучше, — отвечаю я, и это правда. Ей удалось очень точно описать Джеймса в своей заметке, а в статьях про Девона и Эшли она достигла уровня Хелен Келлер в «Сотворившей чудо», чего мне даже близко не удалось добиться в своей заметке про Виолетту и ее любовь к сиреневому цвету. Она сумела сделать конфетку даже из рассказа про Эндрю с его грязными мотоциклами. Но Линдси только качает головой.

— Куда уж там, — говорит она. Я думаю, что она насмехается надо мной, но, вглядевшись в ее лицо и не обнаружив там ни грамма сарказма, я убеждаюсь, что это не так.

— Если хочешь, может быть, проведем вместе время как-нибудь в выходные? — выпаливаю я.

— О. Конечно! В эту субботу в полночь будет ночной показ «Носферату» [10] «Носферату. Симфония ужаса» и «Носферату — призрак ночи» — экранизации романа «Дракула» Брэма Стокера в кинотеатре на Мейн-стрит...

— Нет! — резко возражаю я, не успев смягчить нотки ужаса в своем голосе. — Я имею в виду, я не очень-то люблю вампиров. Давай поговорим об этом завтра за обедом.

— Ты будешь в школе?

Я перевожу взгляд на дом Джеймса, размышляя, как там поживают вампиры. Каждый день, который я провожу здесь в бездействии, вычеркивается из моей реальной жизни, и виноват в этом Влад. Я и так уже позволила ему создать мне какую-то кошмарную репутацию и лишить меня шанса стать главным редактором. И я не могу пропустить завтрашний теннисный матч, потому что это мой последний шанс произвести впечатление на мистера Амадо. Я просто не буду лезть на рожон и постараюсь изо всех сил избегать Влада — в конце концов, как может один день мне повредить?

— Да, — отвечаю я Линдси, — просто постарайся не подпускать его ко мне.

Когда я вхожу в тяжелые стеклянные двери школы Томаса Джеффа, за плечами у меня один час сна, автобусные выхлопы и три чайные ложечки кукурузных хлопьев, которые я ухитрилась проглотить, пока Кэролайн не бросила на меня через стол сердитый взгляд, говорящий о страшном сестринском возмездии. Она не произнесла ни слова, но я поняла, что она в ярости, потому что она съела три миски кукурузных хлопьев, прикончив всю пачку, прежде чем я успела попросить добавки. Кэролайн никогда не поглощает так много углеводов, если только она не собирается мне насолить. На этот раз я хотя бы знаю причину ее злости.

Сделав всего несколько шагов по холлу, я понимаю, что нет никаких шансов дожить до вечера, оставшись незамеченной. Впервые за всю мою жизнь меня сопровождают перешептывания. Мне удается услышать слова «Влад», «вечеринка» и «помолвлены». Повернув за угол и увидев Дэнни Бауманна, склонившегося над одним из чахлых фонтанчиков с питьевой водой, я понимаю, что это отличный шанс начать кампанию по подавлению слухов. Нужно только собраться с духом и заговорить с ним.

Его светло-русые волосы завиваются на шее, и он одет в шорты, которыми я так долго восхищалась на уроках всемирной географии. Но сейчас я здесь не для того, чтобы строить глазки. Подобно льву, приближающемуся к нежной, мегапривлекательной антилопе, я медленно, крадучись подхожу к нему. И, когда он оборачивается, я нападаю.

— Эй, привет. Я хочу попросить тебя об одолжении, — говорю я, полностью готовая к тому, что он спросит, кто я такая и почему обращаюсь к нему. Но он только прислоняется к стене и вытирает губы футболкой, расслабленный и безмятежный, как в летние каникулы. Когда мы поженимся, я куплю ему носовой платочек.

— Йоу, Софи, — говорит он. — Что нового?

— Ты знаешь мое имя?

— Конечно. Ты объяснила мне разницу между Угандой и Уругваем. Южная Америка, чувак. Потрясно.

Хотя я и взволнована тем, что он хранит наши общие воспоминания, все, что я ему говорю, — это то, что я не встречаюсь, не помолвлена и не состою ни в каких других отношениях с Владом.

— И я надеялась, что ты, ну, мог бы рассказать об этом остальным, — заканчиваю я.

— Он не это говорит. Этот чувак типа безумно в тебя влюблен.

— Зато я говорю, что это неправда. И я подумала, может быть, ты мог бы поправлять людей, когда они упоминают об этом? — с надеждой улыбаюсь ему я. — Хорошо?

— Ну, не знаю. Я не хочу ни во что ввязываться. Этот парень меня как-то очень сильно смущает.

Это заставляет меня призадуматься — ведь еще на прошлой неделе Влад возглавлял все хит-парады. Но не успеваю я сформулировать следующий вопрос, как он удаляется развязной походкой, чтобы заняться тем, чем обычно целыми днями занимаются Дэнни Бауманны.

В следующих коридорах дела обстоят немного лучше, и я начинаю подумывать, что, возможно, все не так уж и плохо, как мне показалось в холле. Но когда я дохожу до последнего поворота к своему шкафчику, все мои надежды улетучиваются. Перед шкафчиком толпится большая группа школьников; я вижу спортивные майки и чирлидерские костюмы, а также несколько пар рваных джинсов и темные фанатские футболки. Неподалеку в длинной креповой юбке маячит Морган Михаэле, моя соседка по шкафчику.

— Я опоздаю, — ругается она, когда я подхожу к ней. — И так уже четвертый день.

— Что, кто-то снова написал на моем шкафчике «Французский — отстой»? — осведомляюсь я, прежде чем замечаю за расступившейся толпой стену из кроваво-красных роз на том месте, где должна находиться исцарапанная и разрисованная маркером дверца моего шкафчика. Из сотни. Тысячи.

— Тебе нравится? — слышу я вкрадчивый голос у себя за спиной. Обернувшись, я вижу Влада, прислонившегося к противоположной стене и улыбающегося коварной выжидающей улыбкой. Подойдя поближе, он показывает пальцем на свою щеку. — Ты можешь выразить свою благодарность так, как считаешь нужным.

Ну, если он так настаивает. Повернувшись к шкафчику, я срываю розу, продетую сквозь ручку, и швыряю ему в ноги, улыбнувшись, когда от такого унижения у него отвисает челюсть.

— Спасибо, — сладким голосом говорю я, — за то, что из-за тебя я опоздала на математику.