Джоанн Роулинг - Гарри Поттер и Дары Cмерти

– Теперь-то что? – рявкнул, снова появившись на пороге гостиной, дядя Вернон.

Походило на то, что Дадли старается как-то справиться с мыслями, слишком сложными для словесного выражения. После нескольких секунд мучительной внутренней борьбы бедняга наконец произнёс:

– А куда же тогда он пойдёт?

Тётя Петунья и дядя Вернон переглянулись. Ясно было, что Дадли их напугал. Молчание нарушила Гестия Джонс.

– Но… вам ведь известно, куда направляется ваш племянник? – озадаченно спросила она.

– Конечно известно, – ответил Вернон Дурсль. – К одному из ваших, правильно? Ладно, Дадли, садись в машину, ты же слышал, надо торопиться.

Вернон Дурсль снова дотопал до самой двери, но Дадли снова за ним не последовал.

– К одному из наших?

Гестия явно рассердилась. С этим Гарри уже сталкивался – волшебников и волшебниц ошеломляло отсутствие у его близких родственников какого-либо интереса к знаменитому Гарри Поттеру.

– Всё в порядке, – заверил он Гестию. – Да, честно говоря, оно и не важно.

– Не важно? – опасно звонким голосом повторила Гестия. – Неужели эти люди не понимают, через что вам пришлось пройти? Какая опасность вам грозит? Не понимают, что вы занимаете уникальное положение, что вы – душа всей борьбы с Волан-де-Мортом?

– Э-э-э… нет, не понимают, – ответил Гарри. – На самом-то деле они думают, что я только место тут зря занимаю, но я уже привык к…

– Я не думаю, что ты зря занимаешь тут место.

Если бы Гарри не видел, как шевелятся губы Дадли, он не поверил бы своим ушам. И всё равно он несколько секунд смотрел на Дадли, прежде чем уяснил, что эти слова действительно произнёс его двоюродный брат. Не только произнёс, но и сильно покраснел при этом. Гарри охватило и смущение, и изумление сразу.

– Ну… э-э-э… спасибо, Дадли.

Ему снова показалось, что Дадли борется с мыслями, слишком громоздкими для выражения, однако тот пробормотал:

– Ты спас мне жизнь.

– Вообще-то говоря, не жизнь, – ответил Гарри. – Дементоры забрали бы только твою душу.

Теперь он смотрел на двоюродного брата с удивлением. Ни в это лето, ни в прошлое они почти не разговаривали друг с другом, поскольку Гарри возвращался на Тисовую улицу ненадолго и большую часть времени проводил в своей комнате. Теперь же до него вдруг дошло, что чашка холодного чая, на которую он наступил нынче утром, была, пожалуй, вовсе не миной-ловушкой. И всё же, чувствуя себя растроганным, Гарри испытывал немалое облегчение от того, что Дадли исчерпал все имевшиеся у него возможности выражения чувств. Открыв рот ещё раз-другой и сделавшись совершенно багровым, Дадли замолчал.

Зато тётя Петунья вдруг разразилась слезами. Гестия Джонс даже наградила её взглядом одобрения, которое, впрочем, сменилось гневом, когда тётя Петунья бросилась обнимать не Гарри, а Дадли.

– Т-такой миленький, Дадлик, – всхлипывала она, прижимаясь к его могучей груди, – т-такой хороший м-мальчик… с-спасибо сказал…

– Да не сказал он никакого спасибо! – возмущённо воскликнула Гестия. – Он сказал всего-навсего, что не думает, будто Гарри зря занимал тут место.

– Да, но в устах Дадли это всё равно что «люблю тебя», – произнёс Гарри, разрывавшийся между раздражением и желанием расхохотаться – уж больно хороша была тётя Петунья, обнимавшая Дадли так, точно он минуту назад вынес Гарри из горящего дома.

– Мы едем или не едем? – рявкнул опять появившийся в двери гостиной дядя Вернон. – Тут кто-то насчёт плотного графика говорил!

– Да-да, едем, – ответил Дедалус Дингл, ошеломлённо наблюдавший за всем происходившим, но теперь как будто очнувшийся. – Нам действительно пора. Гарри… – Он подступил к юноше и обеими ладонями сжал его ладонь. – Удачи. Надеюсь, мы ещё встретимся. Как надеется на вас всё волшебное сообщество.

– О, – отозвался Гарри, – ну да. Спасибо.

– Прощайте, Гарри, – сказала Гестия и тоже сжала его руку. – Наши мысли всегда будут с вами.

– Думаю, с ними всё обойдётся, – ответил Гарри, взглянув на тётю Петунью и Дадли.

– О, я уверен, в конце концов мы станем лучшими друзьями, – весело пообещал Дингл и, покидая гостиную, помахал цилиндром. Гестия последовала за ним.

Дадли мягко выбрался из объятий матери и подошёл к Гарри, с трудом подавившему желание припугнуть его магией. Но тут Дадли протянул ему большую розовую ладонь.

– Господи, Дадли! – сказал Гарри, повышая голос, чтобы перекрыть им возобновившиеся рыдания тёти Петуньи. – Тебя что, дементоры подменили?

– Не знаю, – ответил Дадли. – До встречи, Гарри.

– Да… – сказал Гарри, сжимая ладонь Дадли и тряся её. – Может быть. Будь осторожен, Большой Дэ.

Дадли почти улыбнулся и вперевалку вышел из гостиной. Гарри услышал, как он тяжело ступает по гравию дорожки, потом хлопнула дверца машины.

Тётя Петунья, прижимавшая к лицу носовой платок, обернулась на этот звук. Похоже, она не ожидала того, что останется с Гарри наедине. Торопливо сунув платок в карман, она произнесла:

– Ну… всего хорошего, – и, не оглядываясь, пошла к двери.

– Всего хорошего, – сказал Гарри.

И тогда она остановилась, обернулась. На миг у Гарри возникло наистраннейшее чувство, будто она хочет что-то сказать ему: тётя Петунья смерила его непонятно робким взглядом и, казалось, совсем уж собралась открыть рот, однако затем чуть дёрнула головой и выбежала из комнаты, чтобы присоединиться к мужу и сыну.

Гарри бегом вернулся по лестнице в свою спальню, добравшись до её окна, как раз когда машина Дурслей сворачивала с подъездной дорожки на улицу. Между сидевшими сзади тётей Петуньей и Дадли различался цилиндр Дедалуса. В конце Тисовой улицы машина повернула вправо, окна её на миг ало вспыхнули, отражая заходящее солнце, и она скрылась из глаз.

Гарри взял клетку с Буклей, «Молнию», рюкзак, в последний раз обвёл взглядом непривычно опрятную комнату, бочком спустился в прихожую и поставил клетку, метлу и рюкзак на пол у подножия лестницы. Уже начинало смеркаться, прихожую заполняли вечерние тени. Так странно было стоять посреди неё в тишине и знать, что он вот-вот покинет этот дом навсегда. Давным-давно, когда Дурсли отправлялись куда-нибудь развлекаться, оставляя его дома, часы одиночества воспринимались Гарри как редкий подарок. Задержавшись на кухне, только чтобы вытащить из холодильника что-нибудь вкусненькое, он взбегал наверх поиграть на компьютере Дадли или включал телевизор и перебирал, сколько душа попросит, каналы. Теперь, вспоминая те времена, Гарри ощущал непонятную пустоту – словно то были воспоминания об утраченном младшем брате.

– Может, желаешь в последний раз полюбоваться домом? – спросил он у Букли, которая обиженно сидела в клетке, спрятав голову под крыло. – Больше мы сюда никогда не вернёмся. Тебе не хочется припомнить всё доброе, что здесь с тобой случилось? Посмотри, например, на этот коврик у двери. Какие воспоминания… Дадли вырвало здесь после того, как я спас его от дементоров. И представляешь, оказывается, он всё-таки питал ко мне благодарность. А в прошлое лето в эту дверь вошёл Дамблдор.