Мэтт Хейг - Тенистый лес

На самом деле его не особо тянуло в лес, но ему хотелось узнать, почему это было так важно.

И вот тогда-то, посмотрев на тетино рассерженное лицо и сжатые в ниточку губы, он кое-что понял. «Она не имеет надо мной власти».

Всю жизнь родители Сэмюэля контролировали его, запрещая делать всякие вещи.

Если он получал плохие оценки в школе, ему запрещали играть в игровую приставку.

Если он приходил домой слишком поздно, на следующий вечер ему запрещали идти гулять.

Если он дрался с сестрой, ему не давали карманных денег.

Поэтому большую часть времени он сдерживал себя, думая о том, что он потеряет, если поведет себя не так.

Но что он мог потерять теперь?

Он потерял маму и папу. Он потерял половину сестры (ту половину, которая болтала, улыбалась и пела). Он потерял всех своих друзей. Он не мог смотреть телевизор или атаковать другие планеты на игровой приставке.

Какое наказание могла придумать для него тетя Ида?

Ее еду он и так ненавидел, поэтому мысль о том, что его оставят без обеда, ничуть его не пугала. Она могла отправить его в комнату — ну и что с того? Там было не более скучно, чем во всех остальных скучных комнатах.

Она не могла придумать наказание, которое было бы страшнее воспоминаний, хранившихся у него в голове. Воспоминаний о том, что случилось на трассе В-642. Так что терять ему было абсолютно нечего.

— Да, я собираюсь пойти в лес, — повторил он. — Однажды, когда вы не будете следить за мной. Я пойду туда и увижу, что там такого особенного, о чем вы не можете даже говорить. Вы не сможете наблюдать за мной все время.

Тетя Ида бросила на него свирепый взгляд.

— Но почему же ты будешь делать это после того, как я тебе объяснила, что это нарушение самого фажного правила?

— Потому что мне скучно, — ответил Сэмюэль. — Чем я, по-вашему, могу здесь заняться? Тут нет телевизора. Тут ничего нет! Только куча книг, написанных на норвежском, с дурацкими словами и дурацкими буквами вроде æ, ø и å.

— Ох, — вздохнула тетя Ида, — ты думаешь, это какая-то игра? Тебе кажется, что очень фесело нарушать правила твоей скучной старой тетки и ее скучного старого дома? А если я скажу тебе не бегать по краю пропасти, ты что, все равно станешь бегать по краю пропасти?

— Это не пропасть, — возразил Сэмюэль. — Это всего лишь деревья.

Тетя Ида засмеялась. Но смех этот не был радостным. Это был резкий пронзительный смешок, который разнесся по всему дому:

— Ха!

Марта, услышав этот звук из гостиной, оглянулась на брата, стоявшего на кухне. Громкий тетин смешок вернул ее назад к реальности, пусть и всего на одно мгновение.

— Ха! Всего лишь деревья! — воскликнула тетя Ида. — Если бы это были всего лишь деревья, думаешь, я вы сама не показала тебе лес?

Сэмюэль пожал плечами.

— Пожалуйста, Сэмюэль. — Пока тетя Ида боролась с особенно жестким куском мяса, Сэмюэль заметил, что она едва не плачет.

И тогда он нашел в себе силы сказать то, что вчера казалось ему таким трудным.

— Я… простите меня, — произнес он и почувствовал, что после этих слов ему стало легко, как будто он сбросил с плеч тяжелую ношу.

— Ох, Сэмюэль, — сказала тетя Ида, сдерживая слезы. — Ты прав. Одних правил недостаточно. Я не могу просто запретить тебе ходить в лес. В конце концов, ты федь мальчик. А для мальчиков правило — что-то вроде игрушки: что-то, с чем можно поиграть и посмотреть, как оно ломается.

Тетя Ида закрыла глаза и медленно выдохнула воздух через нос, показывая, что она собирается принять очень важное решение.

— Я должна рассказать тебе про лес, — прошептала она так тихо, что ее мог услышать только Сэмюэль. — Я должна рассказать тебе о том, что случилось с дядей Хенриком.

— А Марта? Ей вы об этом расскажете? — спросил Сэмюэль, оглянувшись на гостиную, где Марта сидела на коврике в обнимку с Ибсеном.

Тетя Ида нахмурилась:

— По-твоему, ей мало своих темных страхов в голове?

Сэмюэль затряс головой:

— Нет. Мы ей расскажем, но позже. Это будет наш с тобой секрет, понимаешь? Наш секрет. Очень фажный секрет. А теперь я пойду в холл накормить Ибсена, а после этого все тебе расскажу. О’кей?

— О’кей.

— Ибсен! Ибсен! Мербрад! Мясо!

Пес поднял голову с коврика и взглянул на Марту, как будто говоря тете Иде: «Я приду через пару минут. Но пока я должен еще немного побыть с Мартой».

Сэмюэль смотрел, как тетя Ида несла в холл миску с мясом.

Вернувшись, она приняла решительный вид, потому что история, которую она собиралась поведать, требовала он нее немало сил и храбрости. Она снова закрыла глаза и глубоко вздохнула, как будто готовясь нырнуть под воду.

— Ты слушаешь? — спросила она.

— Да, — ответил Сэмюэль.

— Тогда я начну…

Дядя Хенрик был замечательным челофеком. Он был лучше всех, кого я когда-либо знала. И мне несказанно повезло, что я фообще его встретила. Он занимался прыжками на лыжах с трамплина, а я была метательницей копья.

Это было двадцать пять лет назад. Мы оба были спортсменами, и не будет таким уж хвастовством сказать, что мы были весьма хорошими спортсменами, потому что мы оба участвовали в Олимпийских играх… Да, Сэмюэль, это правда… Твоя скучная старая тетка однажды участвовала в Олимпийских играх.

Я кидала копье! Я так и не выиграла медаль, но я была близка. Очень близка. Иногда я думаю, что если бы поспала тогда на час дольше или съела еще одно яйцо на завтрак… Но, в любом случае, мне не о чем жалеть.

Спустя два года меня пригласили на церемонию закрытия Зимних Олимпийских игр в Инсбруке. Этот город находится далеко за теми горами, которые ты видишь из окна. Это были те Зимние Олимпийские игры, на которых Хенрик выиграл серебряную медаль за прыжки с трамплина… Ах, ваш дядя был потрясающим прыгуном с трамплина… У него не было страха. Фообще. Он взлетал в фоздух так высоко, что казалось, будто ты смотришь на человека, укравшего у птиц секрет полета. Он проводил в фоздухе едва ли не целые минуты, так далеко наклоняясь вперед, что носом почти касался своих лыж. Ох, это было нефероятное зрелище!

Ну, так фот, тогда-то я и встретила его. Мы полюбили друг друга и поженились, и это было прекрасно. Нам не хотелось расставаться ни на минуту.

— У меня есть чудесная идея, — сказал мне Хенрик. — Мы переедем в дом далеко на севере и купим коз. Мы сможем делать свой сыр.

Мне казалось, что это глупая идея, и я боялась, что позже Хенрик будет сожалеть о своем решении. Он всегда любил сыр, но у него были все шансы выиграть золото на следующих Зимних Олимпийских играх. А быть золотым медалистом — это гораздо лучше, чем быть фермером и разводить коз!

Но Хенрик был настойчив.

— Ты единственная награда, которая важна для меня, — сказал он мне.