Алексей Лукьянов - Сотрясатели земли

Однако не успел я влиться в толпу, как у меня зазвонил мобильный.

— Да?

— Ты где? — спросил глухой женский голос.

— На кладбище, уже ухожу. А кто это?

— Никуда не уходи, стой на месте и прикинься ветошью.

— А вы кто?

— Конь в пальто.

— Чего?

— Пока могилу закапывают, отойди в кусты жимолости. Там лопата и гвоздодер.

Гудки.

Связь была плохая, если кто-то и шутил, то голоса я не узнал.

Дура какая-то!

Тем не менее я огляделся и действительно — обнаружил рядом чахленький, словно недавно высаженный, куст жимолости, и там, почти незаметные, валялись новенький гвоздодер и новенькая лопата. Я выглянул из кустов. Копальщики как раз собрали инструмент и уходили вдаль по аллее.

У меня вновь зазвонил мобильный. Всего одна шпала связи, даже удивительно, как пробился звонок.

— Ты здесь? — голос у женщины был испуганный и будто задушенный.

— Какого черта вы мне звоните? Вы кто? Я сейчас домой поеду…

— Я твоя бабушка. Бери лопату и копай. Быстрее, воздуха осталось совсем чуть-чуть.

Видели когда-нибудь фильм «Закат солнца вручную»? А «Семеро в одних штанах»? Конечно, не видели, потому что таких фильмов нет. Я же все то время, что откапывал гроб, чувствовал себя главным героем обеих этих кинокартин. Я даже не думал, как буду выглядеть, если мимо пойдут люди. Хотя земля была рыхлая и лопата легко входила в суглинок, копать у меня получалось очень плохо. Юся просто не понимал, что от него требуется. Изгваздавшись во влажном грунте, не выкидав и двадцати штыков, я согнулся пополам и отчаянно ловил воздух пересохшим горлом. Ладонь горела — никогда раньше лопату в руках не держал, а тут с ходу замахнулся на яму… Я отер пот со лба и расстегнул две верхние пуговицы. Наружу вывалился петух.

Юся сразу схватил фигурку и едва не оторвал мне уши, снимая с шеи. Не успел я заругаться, как он уже засунул петуха себе в пасть.

— Как маленький… — проворчал я и нацепил цепочку на брата. Авось не проглотит.

Из-под земли глухо постучали. Я снова взялся за работу… И тут Юся удивил меня. Он ухватился правой рукой за черенок и нажал. От неожиданности я едва не выпустил лопату, а вместе с ней — и приличную кучку земли. Дело пошло веселее. Мы вдвоем втыкали штык в землю, Юся выжимал рычаг, моя левая рука была опорной.

— Быстрее! — слышалось из-под земли.

За десять минут мы выкопали могилу заново. Показалась крышка гроба, обитая бордовым бархатом.

Слава богу, могильщики оказались ленивыми и забили гвозди неглубоко, так что я легко подцепил шляпки. Сложнее оказалось поднять крышку: яма получилась узкая, не развернешься, и стояли мы прямо на крышке.

— Вы нас слышите? — крикнул я.

Никто не ответил, я слышал только легкое царапанье изнутри. В исступлении я начал выламывать доски из крышки и едва не раскроил бабушке голову. Из образовавшейся щели послышалось жадное свистящее дыхание.

— Вы в порядке?

— Идиот, я в могиле лежу, как я могу быть в порядке?

— Чего?

— Проехали. Отойди поближе к краю и зацепи крышку, попробуем вместе поднять.

Мы с Юсей нерешительно отодвинулись к самой стенке и зацепили крышку лопатой.

— Тяни!

И мы потянули. Крышка подалась, и мы, осторожно маневрируя в узком пространстве могилы, подняли ее в две руки и поставили на попа. И увидели бабушку Барбару в белом саване.

— Так и будешь глазеть или руку подашь?

Поднялась бабушка неожиданно легко для только что задыхавшейся покойницы. Она брезгливо сдернула саван, под которым оказался вполне симпатичный брючный костюм с белой блузкой. Белые тапочки достойно завершали бабушкин наряд.

Выглядела она не просто хорошо, она была великолепна. Я всегда был уверен, что лучше бабушки Агнии ни одна бабушка выглядеть не может, но покойнице это удалось.

Барбара посмотрела на меня.

— Быстрее не мог? Я чуть не задохнулась. Гроб слишком маленький оказался.

— А спасибо сказать?

— А почему так дерзко? Я пожилой и уважаемый человек.

— Вот и звонили бы тем, кто вас уважает. Я вообще не понимаю, зачем здесь нахожусь.

Барбара, может, и хотела бы продолжить эту бессмысленную пикировку, но место не очень располагало.

— Ладно, потом договорим. Давай выбираться отсюда.

Она собрала из гроба бумажные сторублевки и полтинники, мобильный телефон, и мы кое-как выползли из ямы по крышке.

— Ты куда? — спросила бабушка, когда мы с Юсей отряхнулись и пошли к выходу.

— Домой. А что?

— А закапывать кто будет? Пушкин?

— Зачем? Мы вас вытащили, чего еще надо? — Я огляделся.

— Не оглядывайся так, никто не придет, — успокоила меня Барбара.

Я ответил так грубо, как только мог.

— Тебе не стыдно говорить такие слова? — спросила бабушка.

Мне было стыдно, но о сказанном я не жалел.

— Ну, нельзя оставлять могилу разрытой, люди не так поймут, все должно выглядеть натурально.

— Договорились бы с копальщиками, они все провернули бы быстрей и аккуратней.

— Нельзя с копальщиками. Они люди, проговорятся.

— А мы, значит, уроды, да?

— Да кто «мы»-то?!

— Мы с братом.

— С каким еще, на хрен, братом? С этим, что ли?

— А чем он плох?

— Он идиот.

— А в гробу под землей прятаться — шибко умно? А если бы мы не приехали?

— Приехали бы…

Вот столько самоуверенной наглости было в ее голосе, что я прямо на месте прибил бы новообретенную бабушку лопатой и закопал обратно.

— Мы могли не узнать о похоронах. Гвоздодер и лопату могли стибрить. Такси могло сломаться в пути, — сказал я. — Вам просто повезло!

— Кому везет, у того и петух снесет.

— Да ты же собака сутулая, а?!

Я бросил лопату.

Барбара тоже хотела что-то сказать в ответ, но передумала, и стала закапывать могилу сама. Она не очень ловко это делала, все время чертыхалась и говорила, что инсценировать смерть было гораздо легче, чем похороны, она поэтому так и рисковала, чтобы все выглядело по-настоящему.

— …Иначе бы он не отвязался. Им всем нужен барсук.

Она отвлеклась и какое-то время разглядывала меня и Юсю, будто сравнивала, а потом вернулась к работе.

— Уж не знаю, как они на меня вышли, но им ни в коем случае нельзя показывать талисман.

— Какой талисман?

— О господи! Мышь. Ну, то есть подвеску в виде мыши. Где ты ее держишь?

— Где бабушка повесила, там обычно и висит.

— Как — повесила? — Барбара бросила лопату. — Куда повесила?

— На стену в большой комнате.

Бабушка сказала такие слова, какие пожилые дамы никогда не должны произносить в присутствии несовершеннолетних внуков.

— Скажи немедленно, что ты не впускал Мезальянца домой.

— Не скажу, потому что впускал.

— И он видел?!

— Да. А чего такого?

Далее она зашипела что-то на незнакомом языке, подозреваю, что на польском.