Клайв Баркер - Абарат. Абсолютная полночь

Лицо Боа внезапно прояснилось.

— Ну да, конечно, она ведь из простых…

— Она не благородного происхождения, как ты, принцесса.

— Конечно, — сказала Боа с благодарностью. — Если б ты меня не остановила… — Она выпустила Кэнди из рук, — я могла бы себя заразить.

— И это стало бы печальным днем для тех несчастных, страдающих аристократов вроде тебя, потеряй они свою возлюбленную сестру…

— О да! Бедная я несчастная!..

Кэнди сделала шаг в сторону от Боа, повернулась и заметила на лице принцессы едва уловимые признаки обмана. Боа не стала ждать, пока Кэнди заговорит. Она быстро покинула комнату и отправилась вниз по лесистому склону. Кэнди постаралась восстановить равновесие, но это было сложно. Из-за воровства Боа ее тело ослабло, мысли смешались. Кэнди была уверена лишь в одном:

— Она могла меня убить…

— Не сомневаюсь, — ответила Мунн. — Но это моя скала, и у нее нет…

— Мама!

Кричал Соглашатель. Его крик был душераздирающим, но не менее ужасным оказался мучительный вопль, что за ним последовал.

Лагуну раздирало между ответственностью за раненого гостя и желанием броситься к сыну. Кэнди постаралась упростить ситуацию:

— Идите к мальчику! Со мной все будет в порядке. Мне надо только восстановить дыхание. — Она посмотрела на Мунн. — Пожалуйста, — сказала она, — не волнуйтесь обо мне!

Вслед за ее просьбой раздался еще один крик.

— Где ты, мама!

Лагуна Мунн вновь взглянула на Кэнди.

— Идите! — воскликнула та.

Заклинательница не стала спорить. Вместо этого она обратилась к стенам комнаты.

— Эта девушка — мой гость. Она ранена. Исцелите ее . — Она посмотрела на Кэнди. — Оставайся здесь, и пусть комната сделает свою работу. Я вернусь с сыновьями.

— Будьте осторожны…

— Знаю, знаю. Боа опасна. Но и я тоже. У меня есть то, с чем ей не захочется иметь дело. А теперь лечись. Темные часы, что становятся все ближе, не станут дожидаться, пока ты придешь в себя. Поторопись. Начало давно уже закончилось, а конец всегда приходит быстрее, чем ты ожидаешь.

Сказав это, она оставила девушку, которая стала теперь подлинной Кэнди Квокенбуш — ни добавить, ни убавить, — в исцеляющей тишине комнаты.

За все шестнадцать лет жизни Кэнди никогда не чувствовала себя такой одинокой, как сейчас. Хотя она много раз пыталась представить, как это — быть без Боа в голове, — ее попытки с треском проваливались. Только теперь, одна, в необъятности собственных мыслей, она ощутила весь ужас одиночества. Больше никогда она не почувствует тихого соседства Боа. Она осталась целиком и полностью одна.

Как же люди, простые люди вроде тех, что живут на Последовательной улице — даже ее собственная мать, даже ее отец, — справляются с таким одиночеством? Может, ее отец напивается каждый вечер до бесчувствия именно для того, чтобы пустота, которую она сейчас ощущала, была бы не так болезненна? Возможно, справляться с плохими временами им помогала бесконечная болтовня телевизора? Или нездоровые игры во власть вроде тех, в которые играла мисс Шварц, помогали на время забыть о тишине своего сознания?

Кэнди вдруг вспомнила пресвитерианскую церковь на Манроу-стрит, рядом с которой неизменно висел один и тот же большой плакат:

ГОСПОДЬ ВСЕГДА С ТОБОЙ. ТЫ НЕ ОДИН.

Но сейчас он не со мной , подумала Кэнди. Со мной никого нет. И я должна жить с этим, поскольку никто не поможет мне это изменить. И все, что я могу, это…

Ее мысли прервал громкий вопль. Кричала Лагуна Мунн, и сила ее крика была насыщена ужасом и яростью.

— НЕТ!

Она замолчала, но только чтобы набрать в легкие воздуха. А потом закричала снова:

— НЕТ!

Наконец, воцарилась тишина. Прошло несколько секунд, и Кэнди услышала:

— Мой сын. Что ты сделала с моим сыном?

Кэнди не стала ждать других свидетельств произошедшего. Она встала и направилась к двери, осознав, что пока предавалась размышлениям о своем одиночестве, разумная комната выполняла приказ Лагуны Мунн и начала процесс ее исцеления. Она больше не дрожала, как всего несколько минут назад. В ее ослабевшие ноги вернулась сила. Даже мысли, перепутанные из-за нападения Боа, теперь стали более ясными.

Ей не требовались крики заклинательницы, чтобы понять, где та находится. Силы, которые, как она опасалась, были утрачены из-за жадности Боа, оказались целы и невредимы. Когда комната очистила ее мысли от грязи аппетита Боа, она без труда вспомнила, как найти в темноте Лагуну Мунн. Ей оставалось лишь следовать вибрациям, что двигались впереди нее, и довериться им в выборе безопасного пути на холм.

По мере того, как она забиралась все выше, температура росла; в воздухе разносился запах гнилого мяса, которое к тому же было словно поджарено на гриле.

Плохая магия , подумала она.

Тут она вновь услышала голос Лагуны Мунн, тихо говорившей где-то впереди.

— Что она сделала с тобой, малыш? Ну не плачь. Я здесь. Где болит?

— Везде, мама.

Кэнди увидела свет, не ярче, чем два огонька свечи, который плавал в нескольких футах над землей. Сцена, которую он освещал, была мрачной.

Мунн стояла на коленях, склонившись над любимым сыном Джолло Бигогом. Его состояние было ужасным. Вся темная красота, которую видели Кэнди и Шалопуто, встретив его впервые, исчезла. Сейчас он был истощен, на увядшей коже выпирали все кости. Зубы стучали, глаза закатились под веки.

— Джолло, дорогой, послушай, — говорила ему Мунн. — Ты не умрешь. Слышишь меня? Я здесь.

Она замолчала и подняла голову; ее яростный взгляд мгновенно замер на Кэнди, в глазах мелькнула огненная вспышка.

— Это я, — сказала Кэнди. — Не надо…

Огонь угас, и Лагуна Мунн вновь обернулась к сыну.

— Останься с ним. Охраняй его, пока я ее найду.

— Боа… — хрипло проговорила Кэнди.

Лагуна Мунн кивнула.

— Она взяла у него то, что я не позволила забрать у тебя. — Заклинательница мягко провела ладонью по щеке Джолло. — Побудь пока здесь, дорогой, — сказала она. — Мама скоро вернется.

— Куда ты?

— Найду ее и верну все, что она у тебя взяла.

С удивительной для такой полной женщины легкостью она встала, не сводя с Джолло глаз. Ей было непросто от него отвернуться.

— Простите, — сказала Кэнди. — Если бы я знала, на что она способна…

— Перестань, — отмахнулась Мунн. — У нас есть гораздо более важные дела, чем разговоры. Ты не могла бы остаться с ним и поговорить, чтобы его дух не покинул тело?

— Конечно.

— Знаешь, а ведь она не настоящая принцесса, — произнесла Мунн со странной решительностью в голосе, словно актер-любитель, декламирующий текст. — У нее может быть корона, титул, но они ничего не значат. Истинное благородство — это состояние души. Оно принадлежит тем, кто обладает даром сопереживания, сострадания, видения. Такие люди совершают великие дела даже в холодное, жестокое время. Но эта… Боа… — Губы ее искривились, когда она произнесла последние два слога — «Бо-а». — …пыталась сперва забрать твою жизнь, а потом жизнь моего Джолло, и только лишь для того, чтобы добавить плоти своему духу. Принцессы так не поступают. Напасть на того, кто был ее пристанищем? А потом на ребенка? Что в этом благородного? Я тебе скажу — ничего. Потому что твоя принцесса Боа — подделка! В ней не больше королевской крови, чем во мне.