Эдит Несбит - Феникс и ковер

— Ну, смелее же! — закричал Феникс. — Я уже остыл.

Четверо детей принялись устраиваться на ковре. Им пришлось немало поерзать и поизвиваться, чтобы расставить все свои восемь конечностей на уцелевших узорных лоскутиках, ибо никому не хотелось оставить в горящем театре руку или ногу. А театр уже полыхал по-настоящему — в зале, из которого, к счастью, успела выскочить вся до последнего человека публика, бушевал огромный огненный смерч, и в ложе становилось все труднее дышать.

Джейн примостилась на коленях у Антеи.

— Домой! — приказал Сирил, и в следующую секунду по слипшимся от пота волосам четверых неудавшихся театралов пробежал благодатный сквозняк их родной детской. Они неподвижно сидели на ковре, а ковер как ни в чем не бывало лежал на своем месте посреди комнаты. По его умиротворенному виду никто бы не сумел догадаться, что всего лишь пару секунд тому назад он чуть было не погиб на пожаре, спасая жизни своих юных хозяев.

Потом в комнате прозвучали четыре глубочайших вздоха облегчения. Сквозняк, который всегда доставлял детям одни только неприятности, теперь показался им настоящим бальзамом. Они спаслись. И все остальные тоже. Когда они покидали театр, там никого не было. Они готовы были поклясться в этом.

Еще потом все четверо заговорили — как всегда одновременно и перебивая друг друга. Почему-то именно это последнее приключение произвело на них неизгладимое впечатление. Да и немудрено — ни одно из предыдущих не показалось им таким реальным.

— А вы заметили?.. — наперебой вопрошали они. — А вы помните?..

И тут по лицу Антеи разлилась такая бледность, что ее не смогла скрыть никакая сажа, понасевшая на нем во время пожара.

— Боже мой! — воскликнула она. — Там же мама с папой! Какой ужас! Они же наверняка подумали, что мы обгорели, как головешки. Сейчас же бежим в театр — нужно сказать им, что это не так.

— Не хватало нам только разминуться с ними по дороге, — осадил ее предусмотрительный Сирил.

— Тогда… Тогда иди один, — парировала Антея. — Только сначала умойся — если ты покажешься маме на глаза в таком виде, она наверняка решит, что ты обгорел как головешка, и с ней случится припадок или что-нибудь похуже. О Господи, зачем мы только повстречались с этим негодным Фениксом!

— Тихо! — прикрикнул на нее Роберт. — Без толку разоряться на ни в чем не повинную птицу! Что теперь поделать, если у него такая горячая натура? Ну ладно, я думаю, нам тоже нужно помыться. Откровенно говоря, все мы сейчас ужасно похожи на того полоумного негра, что задушил свою жену.

Занятые своими переживаниями дети не заметили, что с того момента, как они покинули театральную ложу. Феникса с ними не было.

Когда все немножко пообчистились, а Сирил уже влазил в свое зимнее пальто, собираясь вернуться к театру и поискать там папу с мамой (все равно что искать иголку в стогу ена, говорил он и был очень близок к истине), со стороны входной двери послышалось щелканье ключа. Нужно ли говорить, что все тут же бросились в холл.

— С вами все в порядке? — раздался снизу мамин голос. — С вами правда все в порядке?! — А в следующую секунду она уже стояла на коленях посреди холла и пыталась расцеловать всех четверых детей одновременно. Она то плакала то хохотала, как безумная, а папа стоял, прислонившись к дверному косяку и бормотал что-то вроде «Да будь я проклят со всеми моими потрохами!».

— Но как же вы узнали, что мы дома? — спросил Сирил, когда страсти немного поулеглись и папа с мамой обрели дар речи.

— Ну, вообще-то, тут произошла одна странная штука, — принялся рассказывать папа. — Как только мы услышали, что в «Гаррике» пожар, мы, естественно, бросились туда. В толпе вас не было, внутрь же никого не пропускали, но пожарники клялись и божились, что в здании не осталось ни единого человека. И тут кто-то так легонько трогает меня сзади за плечо и говорит: «Сирил, Антея, Роберт и Джейн…» Я оборачиваюсь, а у меня на плече сидит большой желтый голубь. Поскольку из-за него я не мог разглядеть, кто говорил, то я его и отогнал, но у меня за спиной уже никого не было. И тут с другой стороны опять голос: «Ваши дети сидят себе целехоньки дома». Я снова обора чиваюсь — и надо же такому случиться, что этот дурацкий голубь сидит у меня на другом плече! Должно быть, пожар ослепил его, вот он и метался туда-сюда. Но ваша мама всерьез решила, что это был голос…

— Я решила, что это говорила птица, — перебила его мама. — И могу поклясться, что так оно и было. Во всяком случае, тогда я в этом ни капельки не сомневалась. И вообще, никакой это был не голубь, а оранжевый попугай. Да и не важно, кто там на самом деле говорил — главное, что он не соврал и с вами ничего не случилось.

Тут мама снова начала плакать, и папа решительным голосом заявил, что после сегодняшних театральных треволнений всем нужно как можно скорее разойтись по кроватям.

Все так и сделали.

Этим вечером Роберт имел серьезный разговор с Фениксом.

— Да ладно тебе, — сказала золотая птица, когда Роберт высказал ей все, что думал по поводу пожара. — Разве ты не знаешь, что огонь находится у меня в подчинении? Не расстраивайся — ибо я, подобно моим жрецам с Ломбард-Стрит, могу восстанавливать дворцы из праха. Будь добр, открой окно. И он выпорхнул наружу. Вот так случилось, что на следующий день в газетах написали, что театр пострадал от пожара гораздо меньше, чем ожидалось. На самом-то деле наутро в театре не было обнаружено вообще никаких следов пожара — не зря же Феникс всю ночь трудился, как пчелка. аля администрации театра все происшедшее до сих пор остается неразрешимой загадкой. Добрая половина служащих, находившихся в тот памятный вечер на представлении, попросту считает, что все они кратковременно сошли с ума.

На следующий день мама зашла в детскую и долго изучала прожженные места в ковре.

— Мы его помазали керосином, вот он и загорелся, — простодушно объяснила Антея.

— Нужно немедленно избавиться от этого ковра, — сказала мама.

Что же до детей, то, уже в сотый раз принимаясь обсуждать события предыдущего вечера, они неизменно приговаривали:

— Нужно немедленно избавиться от этого Феникса!

— Яйцо, тосты, чай, молоко, чашка, блюдце, ложка, нож, масло... Так, кажется, все в порядке, — сказала Антея, рассматривая поднос с маминым завтраком. Затем, осторожно держа его на вытянутых руках и ощупывая ногой каждую ступеньку, она поднялась по лестнице и осторожно проскользнула в мамину спальню. Поставив поднос на стоявшее у кровати кресло, она подошла к окну и, стараясь производить как можно меньше шума, подняла одну из штор.

— Дорогая мамочка, как сегодня твоя голова? — спросила она тоненьким участливым голоском, отличавшим ее в те моменты, когда у мамы болела голова. — Надеюсь, тебе лучше? Я принесла тебе завтрак. Посмотри, я постелила на поднос ту самую салфеточку с клеверовыми листьями, что вышила для тебя на прошлой неделе.