Патрик Несс - Вопрос и ответ

Я проглатываю ком в горле.

— Нет, но вы развязали эту войну!

— Так было нужно, — говорит мэр. — Для спасения больной и умирающей планеты.

Мое дыхание учащается, мысли туманятся, голова страшно тяжелеет. Но Шум пылает огнем.

— Вы убили Киллиана.

— И очень сожалею об этом, — говорит мэр. — Из него вышел бы прекрасный солдат.

— Вы убили мою мать, — говорю я. И тут мой голос надламывается (заткнись), Шум наполняется яростью и горем, в глазах стоят слезы (заткнись, заткнись, заткнись!). — Вы убили всех женщин Прентисстауна!

— Тодд, неужели ты веришь всему, что тебе говорят?

Наступает тишина, самая настоящая — даже мой Шум на миг унимается, пытаясь переварить сказанное.

— У меня нет ни малейшего желания убивать женщин, — говорит мэр. — Я ничего подобного не делал.

Я разеваю рот от удивления.

— Еще как делали…

— Сейчас не время для уроков истории…

— Вы лжец!

— А ты, стало быть, возомнил себя всезнайкой? — Его голос становится холодней, он отходит в сторону, и мистер Коллинз с такой силой бьет меня по голове, что я вместе со стулом лечу на пол.

— Вы ЛЖЕЦ И УБИЙЦА! — ору я. В ушах еще звенит от удара.

Мистер Коллинз бьет меня снова, уже с другой стороны — кулак у него твердый, как полено.

— Я тебе не враг, Тодд, — повторяет мэр. — Прошу, не вынуждай нас причинять тебе боль.

Голова болит так сильно, что я ничего не говорю. Просто не могу говорить. То, что хочет услышать мэр, я никогда не скажу. А за все остальное из меня вышибут дух.

Это конец. Иначе и быть не может. Они не позволят мне жить. И ей не позволят.

Конец.

— Надеюсь, это действительно конец, — говорит мэр. В кои-то веки сказал правду. — Надеюсь, ты все-таки откроешь мне свой секрет, и на этом мы закончим.

А потом он говорит…

Ей-богу, он говорит…

— Пожалста.

Я поднимаю голову и часто моргаю опухшими глазами.

На его лице озабоченность, почти мольба.

Что за черт? Как это вапще понимать?

И в моей голове опять начинает гудеть…

Только это не Шум…

Пожалста — как бутто мой собственный голос говорит…

Пожалста — как бутто это я сам…

Слово давит на меня…

Распирает изнутри…

Такое чувство, что я сам вот-вот скажу…

Пожалста…

— Все, что ты якобы знал, — говорит мэр, его голос звучит одновременно снаружи и внутри моей головы. — Все это неправда.

И тут я вспоминаю…

Вспоминаю Бена…

Он говорил мне ровно то же самое…

Бен, которого больше нет…

И мой Шум внезапно твердеет.

Я прогоняю из головы голос мэра.

Мольба тотчас исчезает с его лица.

— Что ж, хорошо. — Он хмурится. — Но помни, что это твой выбор. — Он встает. — Как ее зовут?

— Вы знаете, как ее зовут.

Мистер Коллинз снова бьет меня по голове, и я чуть не падаю на пол вместе со стулом.

— Вы уже знаете!

Бац! Опять удар, с другой стороны.

— Как ее зовут?

— Не скажу!

Бац!

— Назови ее имя.

— Нет!

БАЦ!!!

— Как ее зовут, Тодд?

— Пошел ты!

Только я говорю не просто «Пошел ты!», а что покрепче, и мистер Коллинз отвешивает мне такого тумака, что я наконец лечу на пол вместе со стулом. Мои руки связаны, поэтому я не могу даже выставить их перед собой и смягчить удар, и в глазах несколько секунд вертится только Новый свет со спутниками.

Я дышу в ковер.

Перед глазами появляются сапоги мэра.

— Я тебе не враг, Тодд Хьюитт, — повторяет он. — Просто назови ее имя, и все закончится.

Я делаю вдох и закашливаюсь.

Делаю еще один и наконец говорю то, что должен:

— Убийца!

Тишина.

— Что ж, так и быть.

Его сапоги исчезают, и мистер Коллинз рывком поднимает мой стул с пола: от давления на тело все мои мышцы ноют. Наконец я снова оказываюсь в кружке разноцветного света. Глаза у меня так опухли, что я почти не вижу мистера Коллинза, хотя он стоит прямо передо мной.

Слышно, как мэр опять встал за столик и передвигает на нем какие-то металлические предметы.

А потом подходит ко мне.

Вот он, мой конец, совсем близко.

Конец.

Прости, думаю я. Прости, прости…

Мэр кладет руку на мое плечо, я пытаюсь ее стряхнуть, но он не отстает и упорно давит на меня. Я не вижу, что мэр держит в другой руке, но он подносит это к моему лицу, и я чувствую: оно твердое, железное и холодное, полное боли, и готовое причинить боль мне, готовое отобрать у меня жизнь. Внутри открывается черная яма, я хочу забраться в нее и спрятаться от всего этого кошмара, глубокая яма… Мне конец, я не смогу отсюдова вырваться, он убьет меня, а потом и ее, ничего не поделаешь, у меня больше нет шансов, нет жизни, нет надежды, ничего нет.

Прости.

И тут мэр накладывает мне на лицо компресс.

От внезапной прохлады я охаю и отшатываюсь, но мэр продолжает прижимать компресс к шишке у меня на лбу, к ранам на лице и подбородке. Он так близко, что я чую его запах, чистый древесный аромат его мыла. Дыхание мэра обдает щеку, пальцы почти с нежностью прикасаются к ранам, опухшим глазам, разбитым губам… Компресс начинает действовать в ту же минуту, опухоли сразу спадают, обезболивающее проникает в кровь, и я на миг удивляюсь, какие хорошие в Хейвене компрессы, как они похожи на ее чудо-пластырь, и облегчение приходит так быстро, так неожиданно, что у меня спирает горло.

— Ты плохо обо мне думаешь, Тодд, — тихо говорит мэр прямо мне в ухо, накладывая второй компресс на шею. — Я не совершал тех злодейств, в которых ты меня обвиняешь. Я велел своему сыну привести тебя обратно. Я не просил его стрелять — ни в тебя, ни в девочку. И я не просил Аарона тебя убивать.

— Лжец, — говорю я, но голос мой слаб, а сам я весь дрожу, пытаясь не подпустить к горлу слезы.

Мэр накладывает компрессы на мою грудь и живот — так нежно, что это невозможно терпеть, так нежно, бутто он и впрямь не хочет причинять мне боль.

— А я и не хочу, Тодд, — говорит мэр. — Придет время, и ты в этом убедишься.

Он встает у меня за спиной, накладывает компресс на истерзанные веревками запястья и растирает, снимая онемение.

— Придет время, — продолжает мэр, — и ты научишься мне доверять. Возможно, ты даже полюбишь меня, Тодд. Когда-нибудь я заменю тебе отца.

От лекарства мой Шум бутто бы тает, боль исчезает, а вместе с ней исчезаю я сам… Мэр всетаки убивает меня, но не злом, а лекарством.

Не в силах сдержаться, я плачу, плачу…

— Пожалста, — рыдаю я. — Пожалста.

Сам не знаю, что я хочу этим сказать.

— Война кончилась, Тодд, — повторяет мэр. — Мы строим новый мир, новый свет. Наша планета наконецто оправдает свое название. Верь мне, Тодд. Когда ты увидишь все своими глазами, ты сам захочешь принять участие в нашем общем деле.

Я молча дышу в темноту.

— Ты мог бы стать вожаком, Тодд. Ты мог бы вести за собой людей, ведь ты особенный мальчик.