Патрик Несс - Вопрос и ответ

НАША НОВАЯ ЖИЗНЬ

— Это лишь затишье перед бурей, не давайте им себя одурачить, — говорит мэр, стоя на помосте.

Его голос гремит из динамиков, стоящих по углам площади — громкость прибавлена на всю, чтобы перебить РЁВ.Этим холодным утром на мэра смотрят все жители Нью-Прентисстауна: мужчины стоят у самого помоста, окруженного армией, женщины — в переулках.

Знакомая история.

Мы с Дейви сидим на лошадях позади помоста, прямо за спиной мэра.

Типа, почетный караул.

В новеньких формах.

У меня в голове стучит одна фраза: Я — круг, круг — это я.

Потомушто, когда я повторяю ее, других мыслей в голове нет. Совсем.

— Даже сейчас наш враг не дремлет и плетет козни, строит новые планы. У нас есть все основания полагать, что скоро последует очередной удар.

Мэр окидывает толпу долгим взглядом. Как-то не верится, что в городе еще осталось столько жителей и все они продолжают работать, пытаются что-то есть, как-то жить. У них изможденный вид, они голодают, почти не моются, но до сих пор смотрят, до сих пор слушают.

— «Ответ» может нанести удар по любому месту, в любое время, по кому угодно , — продолжает мэр, хотя «Ответ» уже месяц ничего такого не делал. Удар по тюрьмам был их последним шагом, а потом они просто испарились в лесах — солдат, которые могли бы за ними погнаться, убило во сне.

Но это значит только одно: они живы, радуются победе и планируют новые диверсии.

— Триста человек сбежало из тюрем, — говорит мэр. — Почти двести солдат и мирных жителей убиты.

— Опять заливает, — бормочет Дейви, имея в виду новые цифры. — Если так пойдет, скоро у него умрет весь город. — Он с надеждой косится на меня. Но я не смеюсь. Даже не смотрю на него. — Ладно, неважно.

— И я уже не говорю о геноциде, — продолжает мэр.

В толпе поднимается ропот, общий Шум становится громче и красней.

— Те спэклы, что мирно служили в ваших домах последние десять лет, чья выносливость вызывала наше восхищение и в ком мы научились видеть своих соратников и помощников… — Он ненадолго замолкает. — Все они умерли.

Шумтолпы опять вскидывается. Смерть спэклов в самом деле потрясла мирных жителей — даже сильней, чем смерть солдат и горожан, случайно попавших под огонь. В армию стали записываться новые добровольцы. А потом мэр выпустил из тюрем часть женщин: некоторые даже вернулись в семьи, а не в общежития. Еще через несколько дней он увеличил всем паек.

И начал проводить вот такие митинги. Чтобы держать людей в курсе.

— «Ответ» говорит, что борется за свободу. Но разве можно доверять таким людям? Беспощадно уничтожившим целую популяцию невооруженных существ?

В груди поднимается мерзкая волна, но я опустошаю свой Шум, превращаю его в бесплодную пустыню, лишенную всяких чувств…

Я — круг, круг — это я.

— Да, последние несколько недель дались вам нелегко. Нехватка воды и еды, запреты, отключение электричества… особенно сложно было холодными ночами. Но сейчас без этого нельзя. Снимаю шляпу перед вашей несгибаемой волей. Единственный способ выжить для нас — это объединиться перед лицом общего врага, твердо решившего нас истребить.

И люди в самом деле объединились, верно? Они не высовываются из дома в комендантский час, пьют и едят ровно столько, сколько дают, и прилежно выключают свет в назначенное время, из последних сил борясь с холодом. Днем в городе открыты все лавки и магазины, у дверей которых выстраиваются большие очереди.

Люди терпеливо ждут, уперев взгляды в землю.

Вечером мэр Леджер рассказывает мне, что народ все еще недолюбливает мэра Прентисса, но куда больше недовольства вызывает теперь «Ответ»: зачем они взорвали котельную, электростанцию… и главное — зачем они убили спэклов?

Из двух зол выбирают меньшее, говорит мэр Леджер.

Мы по-прежнему живем вдвоем на вершине колокольни — почему, спросите Прентисса. Но теперь у меня есть ключ: уходя, я сам запираю мэра Леджера. Ему это не по нраву, конечно, но что он может поделать?

Из двух зол выбирают меньшее.

А вообще непонятно, почему выбирать надо только из двух зол.

— Я хочу также выразить признательность, — продолжает вещать мэр, — за вашу постоянную поддержку и готовность делиться сведениями. Лишь бдительность и неусыпное внимание приведут нас к свету. Пусть ваш сосед знает, что за ним смотрят. Только тогда мы будем в безопасности.

— Да когда он уже заткнется? — Дейви случайно пришпоривает Урагана — Желудя и потом долго пытается его унять.

Ангаррад подо мной нетерпеливо переступает с ноги на ногу. Едем? — спрашивает ее Шум. Она тяжело дышит, выпуская облака густого белого пара.

— Потерпи еще чутьчуть, — говорю я, гладя ее по спине.

— Как ни эффективен комендантский час, мы решили сократить его на два часа, а время свиданий с женами и матерями увеличить на тридцать минут.

В толпе кивают, из переулков раздаются облегченные рыдания.

Они благодарны , думаю я. Благодарны мэру.

Ничего себе, а?

— И наконец, — подытоживает мэр, — с радостью сообщаем вам об окончании строительства здания для нового министерства, которое призвано обезопасить нас от происков «Ответа». В этом здании не место секретам и тайнам, а любой, кто попытается подорвать наш уклад жизни, будет немедленно перевоспитан и обучен нашим идеалам. Новое министерство позволит нам построить светлое будущее вопреки вражеским попыткам его у нас отнять… — Мэр умолкает — для пущего эффекта. — Сегодня мы открываем министерство Вопросов.

Дейви ловит мой взгляд и стучит пальцем по серебряному «В» на рукаве новенького бушлата.

Мы с Дейви теперь — офицеры Вопроса.

Я не разделяю его радости.

Потомушто вапще ничего не чувствую.

Я — круг, круг — это я.

— Отличная речь, па, — говорит Дейви. — Длинная такая.

— Я произнес ее не для тебя, — отвечает мэр, не глядя на сына.

Мы скачем по дороге к монастырю.

Хотя это больше не монастырь.

— Все готово, надеюсь? — спрашивает мэр, почти не поворачивая головы. — Меньше всего мне хотелось бы прослыть лжецом.

— Если все время спрашивать, лучше не станет, — бормочет Дейви.

Мэр оборачивается к нему — черный, как туча, — но я успеваю встрять и спасти Дейви от очередной Шумной оплеухи.

— Мы сделали, что могли, — говорю я. — Стены и крыша готовы, но внутри…

— Ну что ты, не убивайся, Тодд, — успокаивает меня мэр. — Для внутренней отделки еще будет время. Здание построено — это главное. При виде его мирных жителей должно бросать в дрожь.

Он едет впереди, и лица его не видно, но я нутром чувствую его улыбку при слове «дрожь».

— На сей раз у нас будет настоящая работа? — спрашивает Дейви с негодованием. — Или ты опять посадишь нас с кем-нибудь нянькаться?