Дмитрий Емец - Стрекоза второго шанса

Рина открыла рот и показала. Рузя внимательно оглядел язык, после чего сказал:

– Язык хороший, но мне другой нужен. У меня кто-то словарь спер. Мне капнули, что это ты.

– Не я.

– Честное шныровское?

Рина кивнула. Рузя огорчился. Он выругал Влада Ганича, сел на ступеньки и с подробным занудством произнес:

– У меня к вам огромная просьба, девушки! Моя Наста собирается идти с вами в Копытово. Не могли бы вы по дороге как-нибудь намекнуть ей, что я самый лучший?

– Среди кого? – уточнила Рина.

– Среди всего! – строго ответил Рузя. – И еще можете упомянуть, что у меня прекрасная мама, которая замечательно готовит.

– Это заметно! – вздохнула Яра.

Рузя встревожился.

– Почему заметно? По каким признакам? Вы же ее не знаете!

Яра смутилась и в поисках спасения уставилась на Рину.

– Она хотела сказать, что у хорошего человека и мама обычно хорошая. Ну как правило! По статистике! – нашлась Рина.

Рузя успокоился.

– Это правда. У хорошего человека всегда хорошая мама, – убежденно согласился он.

Рузя оказался прекрасно осведомлен о привычках любимой девушки. Вскоре из ШНыра действительно вышла Наста. Рузя предусмотрительно затерялся в снегах, влез на крышу склада, где давно валялся старый матрас, обмотанный для непромокаемости скотчем поверх целлофана, и принялся мечтать о том, как он станет великим шныром и, достав летающий цветок из Межгрядья, подарит его Насте. В Копытово с девушками Рузя не напрашивался, потому что ему выгодно было притворяться тяжелобольным. Десять дней назад он обварил себе кипятком ступню, она стала облезать, как капуста, и теперь раз в день Наста меняла ему повязку. При этом ругалась, а Рузя млел от счастья. Но и Яра до Копытово не добралась, потому что сугроб, через который она пыталась перешагнуть, внезапно схватил ее за ногу. Яра завопила. Сугроб взорвался снегом и подхватил ее на руки.

– Чудо, былиин! Зачем же так оглушать старого больного человека? А если бы я остался заикой?

– Ул! Ты болван! – счастливым голосом сказала Яра.

Он тревожно оглянулся и, если бы руки не были заняты любимой девушкой, поднес бы палец к губам.

– Тшш! А кто еще об этом знает?.. Всем пока! Я ее похищаю!

Ул перекинул ее через плечо и, выдергивая из глубокого снега сильные ноги, побежал по парку. Яра болталась у него на плече. Ей с ее опытом наездницы мерещилось, что ее везут на тряском пони. Лишь у Зеленого Лабиринта – в этом любимом месте ШНыра, где Яра знала щекой каждый куст и каждое не ведавшее зимы дерево, – Ул поставил ее на траву. Яру захлестнуло счастливое оглупление любви. Захотелось проказничать. Она стянула с головы лыжную шапку и стала совать ее в нос Улу.

– Ну и зачем мне твоя каска? – поинтересовался он.

– Не называй ее каской! Ей обидно! Поцелуй мою шапочку! Смотри: хорошо поцелуй, чтобы ей было приятно! – попросила Яра.

Тем временем Рина вместе с Настой честно топали в Копытово. Ночью прошел снег. Дорога исчезла. Только громоздившиеся по краям сугробы подсказывали место, где она была. Наста забегала вперед и била палкой по ветвям елей. Стряхивала снег, чтобы он падал на Рину. Потом остановилась и спросила:

– Тебе тоже кажется, что я специально себя уродую?

Рина замешкалась с ответом. Обижать Насту ей не хотелось.

– Даже не знаю… Конечно, за короткими волосами ухаживать проще, но…

Наста нетерпеливо махнула рукой, показывая, что дальше можно не врать. Зачерпнув руками снег, она провела по лицу. Потом дернула себя за вставленную в мочку уха гильзу.

– Некоторых тут на руках носят, а я… да ну… надоело все! – сказала она с безнадегой в голосе.

Пару секунд Наста помолчала, потом проглотила прилипший к губам снег и, посмотрев на Рину, решительно предложила:

– Давай срежем! Тут короче!

– Может, и короче, но дороги нет, – сказала Рина.

– Как нет? Вот же лыжня уходит!

– Так то лыжня!

– Все равно пошли! Ты же меня не бросишь одну?

Рина уступила, и они пошли по проложенный кем-то лыжне. Первые метров двести лыжня держала их, а потом Рина вдруг провалилась по колено. Наста стала над ней смеяться, шагнула в сторону и тоже провалилась.

– Все равно пойду по лыжне! – сказала она упрямо. – Ты со мной? Тут уже недалеко!

– Ну давай рискнем! – согласилась Рина, ощущая в ботинках снег. Ей казалось, что терять уже нечего, но она ошибалась.

Вскоре лыжня спустилась в овраг, и снег стал глубже. Теперь они проваливались постоянно. Ветер толкал в спину, а перед ними неслась крупинчатая молочная поземка. Из-под снега выглядывали непонятные части давно упавших деревьев. Забежавшие с холма ели стояли в белых юбках, с голыми плечами. Молодые рябины гнулись под тяжестью снега, образуя арки. Рина и Наста проходили под ними, опуская головы, чтобы не зацепить белую дугу. Изредка Наста не выдерживала и толкала дерево. Оно распрямлялось, отстреливая снег, и замирало чуть накрененное, как Кузепыч, когда его прихватывал радикулит.

Потом стали попадаться занесенные кусты – огромные кучи снега с торчавшими из них красноватыми и сине-стальными ветвями, которые Наста называла «небритыми сугробами». И, правда, сходство было поразительное. Так и тянуло взяться за бритву.

В нижней части оврага снег доходил до пояса. Теперь они не шли, а прокапывались.

– Это все из-за тебя! – внезапно заявила Наста.

– Почему из-за меня? – возмутилась Рина.

– А потому! Потому что ты меня не отговорила!..

– Ну извини!

– Ну извиняю! – сказала Наста и вдруг начала ржать так громко, что Рина некоторое время подозрительно вглядывалась в нее, определяя, смех это или истерика. Оказалось, все-таки смех.

Постепенно заманившая их в лес лыжня пошла на подъем. Забеглые ели здесь больше не росли. Рябины тоже куда-то разбрелись. Теперь их окружали мелкие березки без вершин. Все одного роста и толщины, почерневшие и погибшие от пробежавшего летом верхового пожара. Выжила только одна, потерявшая все ветви с одной стороны. Несмотря на зиму, как-то понятно было, что остальные деревья мертвы, а эта – нет. Вот она стоит и качается, храня в себе жизнь.

На прежнюю дорогу они вышли у развилки, откуда Рина обычно поворачивала к Гавру. Она и сегодня собиралась навестить его и тащила с собой целый рюкзак костей, облепленных картошкой и вермишелью. Все в столовой уже привыкли, что после каждой еды Рина ходит и побирается с большой кастрюлей в руках. Окса с Вовчиком называли ее теперь не иначе, как «кастрюльная тетя».

Гавр давно перестал быть тайной. Про него теперь знали абсолютно все шныры. Правда, кроме Рины и Сашки, к Гавру никто не совался. Гиел в ШНыре не жаловали и ожидали от них одних гадостей.

– Имей в виду: когда Гавр тебя укусит, я забираю твой ноут! – заявляла Алиса.