Александр Зорич - Денис Котик и орден бледных витязей

– Что ж... Пожалуй, так и правда было бы лучше, – вымученно улыбнувшись, сказал Денис. – А то я прямо с ног падаю...

– И я тоже, – тихо сказала Леся.

Денис не помнил толком, как они дотащились до небольшого, но милого сарайчика, крытого сухим тростником, что стоял на опушке березовой рощи (этот сарайчик лошади называли гордым словом "конюшня" и считали своим домом.)

Он не помнил даже, как он снял и развесил для просушки на жердях вокруг разведенного костра свою одежду и обувь. И не помнил толком, что рассказывали им Игогоний и его жены, пока они брели сквозь лес.

Денису даже не запомнилось, чем именно угощали его и друзей гостеприимные лошади. Он помнил смутно только сахар, до которого те были большими охотницами. Как только щека Дениса коснулась подстилки из свежей соломы, он тут же накрылся с головой плетеной из тростника циновкой и погрузился в спасительную дрему – уж больно нервным выдался последний день.

Ему снилась родная школа, где отчего-то весь честной народ праздновал именины Кристины Заграйской. Он видел огромный, величиной с парту торт "Наполеон" с тринадцатью свечами. Торт, как это нередко случается в сновидении, стоял не на праздничном столе, а на большом лабораторном – в кабинете физики. И учительница физики Неонилла, в клоунском колпаке и черной академической мантии, пела в сновидении Дениса "Хэппи бездэй ту ю!", а его соученики громко смеялись и спорили, сможет ли Кристина затушить все свечи с одного раза...

И прямо там, во сне, Денис подумал о том, что в Закрытке ведь, на самом-то деле, не так уж и скучно. И уж точно совсем не так опасно! По крайней мере, там не замечены ни коварные и лживые феи, ни ночные эльфы-нетопыри на своих ненормальных жабах, ни уж тем более устрашающие бледные витязи...

Его растолкали, когда вернулась Фру-Фру.

Максим, шошарр и Леся, судя по всему, даже и не думали ложиться спать. Они пили чай из глиняных мисок, а лошади лежали поодаль на подстилке из свежего сена, которое они, время от времени, подъедали.

При этом на улице стояла непроглядная ночная темень – Солнце Хитроцельса исчезло с небес, будто и не было его никогда! Но это Денис заметил не сразу ...

– Я предупредила их! – радостно сообщила Фру-Фру после того, как отдышалась. – Только странное дело! Тот, что назвался Твердиславом Зуболомичем, сказал мне, что они вовсе даже и не волновались! Потому что еще днем получили от вас говорящее письмо в виде лилии! И говорящее письмо сказало им, что вы сели на проходящее судно змей-скоропей и уплыли на Туран-остров!

– Не может этого быть! – воскликнула Леся.

– Наше говорящее письмо было совсем не таким! – возмутился шошарр.

– Может быть, они что-то перепутали по пьяной лавочке, ведь они хлещут столько пива? – задумчиво спросил Максим.

– Наивные вы наивные, – потирая сонные глаза кулаками, заметил Денис и все сразу же обернулись в его сторону. – Готов спорить, это все фокусы Бефинды! Это она все подстроила специально. Чтобы нас никто не хватился... Боялась, что вся дружина бросится с мечами наголо искать нас по лесу и, не ровен час, кому-нибудь из ее подручных голову секирой снесет...

– Какая же она все-таки гадина! – в сердцах воскликнул шошарр. – У нас, на планете Джангл, таких варят в постном масле! Чтобы знали, как морочить головы честным людям!

– Бефинда – она такая, – презрительно фыркнул Игогоний. – Для нее обманывать – как для нас, лошадей, жевать овес и грызть сахар.

– То есть – самое любимое занятие! – пояснила Вишенка.

– Поэтому мы с ней не дружим! – вставила Приветливая.

– Мы вообще здесь, на Мокреце, ни с кем не дружим, – высокомерно задрав нос, заявила Фру-Фру. – Потому что они здесь все чокнутые! Совершенно чокнутые! И ночные эльфы, и дневные, и вечерние. Вроде бы все такие разные, а разговоры у всех – одни и те же!

– О чем же эти разговоры? – полюбопытствовала Леся.

– Да о каком-то кургане... Четверопеска что ли?... – неуверенно сказала Вишенка.

– Или Четверолистка? – предположила Приветливая.

– Да не Четверолистка, а Четвероистока! – уточнил Игогоний. – Где-то здесь, на острове, этот курган стоит... Но зачем он нужен, ни дневные, ни ночные, ни даже вечерние эльфы понятия не имеют. Или не признаются.

– Это они от безделья дурью маются, – рассудительно заметила Вишенка. – Вот если бы им пришлось трудиться с наше – сено запасать, по полям скакать, чистить друг другу шерсть и гривы расчесывать, у них на такие глупости просто не оставалось бы времени!

– А скажите нам, уважаемая Фру-Фру, Твердислав Зуболомич со своими дружинниками судно чинят или что? – спросил прагматичный Максим.

– Да так... спустя рукава. Сказали, что без помощников им с этим делом никак не справиться... В общем, они подмоги ждут... Говорят, балки очень тяжелые, сами они дотащить их от леса до ладьи не могут.

– Да... Это надолго... – процедил Максим. – Даже не знаю, откуда берутся такие лентяи?

– Да у них в Неспешен-граде там все такие, – со знающим видом сказал Игогоний. – Лежебоки да болтуны.

– Но, если ладью никто даже не начинал чинить, как же нам теперь выбираться с Мокреца? Ведь нужно как можно скорее попасть на Буян! – нахмурилась Леся и, уже обращаясь к одному Игогонию, спросила. – Вы, случайно, не знаете, когда сюда прибудет следующее судно?

– Боюсь, что никогда... – обреченно сказал Игогоний.

– Как это – "никогда"?

– Да так... Последний корабль, который мы видели, был торговым галеотом хрулей, который привез нас сюда... Я специально выбирал для изгнания такой остров, к которому не плавают корабли. Такой, который был бы больше всего похож на тюрьму... Теперь я вижу, что немного перестарался... Это раньше мне казалось, что в обществе моих дорогих Вишенки, Приветливой и Фру-Фру я смогу прожить на таком острове вечно. А теперь вижу – лучше умереть, чем жить без родины!

– Что верно, то верно, – исполненным грусти голосом сказала Вишенка.

– Если бы вы знали, дорогие детки, как я скучаю за своими кузинами и кузенами! – смахнула хвостом слезу Приветливая.

– А я – за своими мамой и папой! – добавила Фру-Фру, хлопая своими длинными ресницами.

Повисла пауза, в течение которой ребята преисполнялись жалости к несчастным лошадям, а несчастные лошади – жалости к себе... Наконец Леся решилась нарушить печальное молчание.

– Если вы все так скучаете за родиной, почему же не попросите у Снежной, чтобы она простила вас? – спросила Леся.

– Она никогда не простит меня! – убежденно сказал Игогоний. – Никогда!

– Но откуда вы знаете? Разве вы у нее спрашивали?

– Нет... Не спрашивал, конечно... – смутился Игогоний. – Но мне так кажется.

– А мне вот кажется наоборот! Снежная – очень добрая и справедливая царица! – заявил Денис. – Я думаю, она больше не злится на вас, ведь столько времени уже прошло! Если вы как следует попросите прощения лично...