Людмила Дунаева - Первая заповедь блаженства

— Но я… Что я буду делать дома?

— Поступишь учиться в Консерваторию, тебе теперь все дороги открыты…

— Но я не хочу!.. Я не хочу уезжать, не хочу расставаться! Да я и не смогу!.. Я же теперь не смогу жить без этого дома, без этого сада!.. Я слишком сильно всё это люблю!..

— А как же твои мама и папа? — спросила Ольга Васильевна. — У них, кроме тебя, никого нет… Представь себе, как печальна их жизнь…

— Если только они не родили кого-нибудь вместо меня… — буркнул я.

— Тогда ты тем более должен вернуться. Ведь только ты сможешь любить своего брата или сестру по-настоящему.

— Это будет просто чудо, если у меня получится, — сказал я.

— Конечно, это будет чудо! Разве, пока ты был здесь, ты не привык к чудесам?

Я вздохнул. Я понимал, что она права, но… Ольга Васильевна не знала главной причины, по которой я не хотел покидать лечебницу.

Собственно, причины было две, и звали их Каарел и Тийна. Во-первых, я не хотел покидать человека, единственного человека в мире, которого я мог бы назвать братом. А во-вторых… ну, в общем…

В общем, в этих переговорах мне пришлось ограничиться первой причиной. Выслушав меня, Ольга Васильевна погрустнела, а точнее — с её лица исчезла маска деловитой собранности. Под нею обнаружились тревога и боль.

— Да, Илья, конечно, я всё понимаю, — проговорила главврач упавшим голосом. — Разумеется, ты можешь остаться здесь до тех пор, пока… Пока с Каарелом всё не выяснится.

… Вечером передали штормовое предупреждение. Все мероприятия были отменены, пациентов разогнали по домам. Двери и окна в корпусах были плотно задраены. Мы сидели и слушали, как снаружи крепчает ветер.

К полуночи разразилась страшная гроза. Каждую секунду сверкали молнии, гром почти не прекращался. Порывы урагана гнули и ломали деревья. Струи ливня грохотали по крыше, словно хотели её проломить.

Все наши уже легли. Один я сидел на кухне с книжкой и чашкой чаю (я уже не считался пациентом, поэтому мне было дозволено немного нарушать режим). Вдруг мне почудилось, будто кто-то постучал в дверь.

Я поднял голову от книги и прислушался. Показалось? Возможно. В окна стучал дождь, ветви яблонь колотились об оконные рамы… Стук повторился, уже громче.

Я выскочил из-за стола и бросился открывать.

На пороге стояла Тийна. Её непромокаемый плащ насквозь промок, в кроссовках хлюпала вода. Я уже хотел задать ей десяток-другой вопросов, но она заговорила сама.

— Врачи решили делать Каарелу операцию. Я иду молиться в церковь. Идём вместе?

Я без лишних слов надел плащ, погасил на кухне свет и нырнул под струи сумасшедшего дождя.

Первым делом я чуть не захлебнулся: с неба лило, как из хорошего душа. Сверкнула молния, и я увидел, что Тийна уже добежала до калитки.

— Чего ты там застрял? — крикнула она.

Я наклонил голову, чтобы дождь не заливал лицо и, ловя ртом воздух, бросился вперёд. Ощупью нашёл калитку. Тийна схватила меня за руку и потащила неведомо куда.

Было не только темно, мокро и страшно. Было ещё и очень холодно. Я бежал за Тийной, проклиная свой рыцарски-идиотский поступок. Надо было попытаться отговорить её. Пусть бы помолилась дома: ведь говорят, что Бог везде услышит…

— Мне сказали, молись дома! — крикнула Тийна. — Но чтобы молитва дошла, надо совершить какой-нибудь подвиг!..

Бежали мы долго. Над нами стонали деревья, то и дело раздавался страшный скрип. Я почти ослеп от дождя, оглох от грома и уже совсем ничего не соображал. И вдруг почти упёрся носом в белую стену — ограду лечебницы.

— Сейчас выйдем за калитку, перейдём реку, и мы на месте! — крикнула Тийна.

Калиткой называлась толстая металлическая дверь, закрытая на кодовый замок. Прямо за ней был брод через реку, а оттуда до церкви рукой подать. Я приободрился… рановато.

Тийна отворила калитку и… с криком отпрянула от неё. Сверкнула молния, и я увидел, что речка плещется почти у самой стены.

— На водохранилище спустили плотину! — крикнул я. — Брода нет! Здесь мы не пройдём!

Тийна, сжав кулаки, молча смотрела на воду. Вся её фигура выражала отчаяние. Постояв минуту, она перекрестилась… и шагнула в реку.

— Стой! Ты куда?! — заорал я. — Утонешь, дурная! Тут же в километре — мост!

— Мне некогда! А если Каарел умрёт, пока мы будем бежать к мосту?!

Я схватил её за плащ и попытался вытянуть на берег. Но не тут-то было. Тийна расстегнула застёжку, и плащ остался у меня в руках. Сама Тийна была уже почти по пояс в воде. Мне ничего не оставалось, как пойти за ней.

Течение было бурное, едва не валило с ног. Тийна споткнулась, и её чуть не унесло: я успел поймать её за руку.

— Идём обратно! На берег! Ты не поможешь Каарелу, если утонешь!

Но Тийна не слушалась. Затевать борьбу в бурной речке было по меньшей мере глупо, и мне пришлось следовать за сумасшедшей девчонкой, держа её за руку, с трудом сохраняя равновесие и всё глубже погружаясь в холоднющую воду.

Наступил миг, когда я не увидел берега. Вокруг была одна чёрная вода. Меня охватил слепой ужас.

— Господи, спаси нас! — закричала Тийна.

— Господи… если Ты есть…помоги!.. — прошептал я, изо всех сил упираясь ногами в дно. — Господи… если Ты есть… Господи, пожалуйста, будь!..

Мы не помнили, как оказались на противоположном берегу. Я, упав на мокрую траву, приходил в себя, а Тийна уже бежала к храму. Я поплёлся за следом.

Село словно вымерло. Нигде не было видно ни огонька. В сверкании молний храм высился холодной неприступной крепостью. Тийна стояла на коленях перед запертыми дверьми и плакала. Я поднялся по лестнице и сел рядом с девушкой.

Тийна молилась долго. Я совсем замёрз и стучал зубами. Вдруг у церковной ограды я увидел человеческую фигуру. Она спешила к нам.

— Надежда! — узнал я.

Тийна вскочила на ноги и обернулась.

Надежда была уже рядом с нами.

— Жив твой брат, жив, не бойся, — сказала она.

Тийна порывисто обняла её и зарыдала в голос.

Надежда отвела нас к себе домой и заставила переодеться. Обратный путь я помню как в тумане.

Тийна отделалась насморком. Я с высокой температурой угодил в больничный корпус. Но мне тоже повезло: всё-таки, не воспаление лёгких. Тийна навещала меня каждый день и просила прощения. Ради этого я готов был болеть сколько угодно.

Но Тийна приходила в больничный корпус не только для того, чтобы повидать меня. Они с Ольгой Васильевной готовили для Каарела новое жильё на первом этаже больничного корпуса. Все слёзы были выплаканы, и Дядя Фил бойко стучал на крыльце молотком, оборудуя пандус, чтобы можно было въезжать и выезжать по нему на коляске. Коляску уже приобрели — самую удобную и современную.

Лето заканчивалось. Заканчивалось и моё пребывание в лечебнице. Было решено, что как только я выздоровею от своей простуды, отправлюсь домой. Я не знал, как я смогу пережить разлуку с Тийной, с Каарелом, с Дядей Филом и остальными. Но я твёрдо намеревался вернуться в лечебницу в качестве врача, когда повзрослею и наберусь жизненного опыта.