Дмитрий Емец - Книга Семи Дорог

– Но откуда они взялись?

Хаара пожала плечами.

– Спроси что-нибудь полегче. Думаю, это неразменный остаток. Некая начальная сущность. Ведь ниже двух особей падать уже некуда. Вот тебе достался один такой…

Ирка перевернула бессмертного щенка пузом кверху. Мик недовольно задрыгал лапками и заскулил.

– А вымершие виды? Ну там птица-дронт и другие? – спросила она.

– Кто тебе сказал, что они вымерли? Учительница биологии? А она что, проверяла лично? Думаю, на каком-нибудь далеком острове до сих пор бродят две бессмертные птицы-дронт, нашедшие, а возможно еще не нашедшие друг друга.

Хаару позвали из кухни. Холе хотелось похвастаться новой посудомойкой. Валькирия разящего копья крикнула: «Сейчас!» – и пошла.

– Да, кстати, – сказала она, оборачиваясь и бросая неодобрительный взгляд на дерзкие Иркины голени. – Ты в курсе, что иметь такие ноги просто неприлично?

– А какие прилично? Толстенькие колбаски со сбитыми коленками?

– Я не о том, – морщась, сказала Хаара. – Ну там, юбки длинные носи и все такое. А то постепенно начнешь получать удовольствие от мужского внимания, а однажды, когда они действительно станут колбасками, ощутишь, что жизнь не удалась.

– Тогда увлекусь дачей! Построю теплицу и буду выращивать помидоры. Но вообще-то Трехкопейные девы долго не живут, – брякнула Ирка, но обрадоваться удачному ответу не успела. Память услужливо нарисовала трещину под будкой, в которой лежало обмотанное черным пакетом копье.

«Если я еще Трехкопейная дева, а не новый менагер некроотдела», – подумала она.

Хаара как-то по-особенному, с внимательным прищуром, разглядывала ее. Затем сказала:

– На твоем месте я узнала бы о ней больше!

Ирка вздрогнула, испугавшись, что ее мысли прочли.

– О ком?

– О хозяйке этого вот, – Хаара пальцем показала на ее ноги. – Изредка случаются интересные подсказки.

– Вы что-то знаете? – жадно спросила Ирка.

Валькирия медленно покачала головой.

– Назови это профессиональной интуицией! Ничего случайного нет, а раз так, со временем учишься ориентироваться в неслучайном.

Озвучив эту мудрую вещь, валькирия разящего копья упростилась, почесала нос и отправилась смотреть посудомойку.

Меф бродил по комнате в общежитии озеленителей и охотился за уцелевшими вещами Дафны. Он упрятывал их, засовывал куда придется, выбрасывал, а они снова вылезали. И так день за днем. Казалось бы, от всего избавился, а тут вдруг из стаканчика в ванной выпрыгнет ее зубная щетка или в барабане стиралки обнаружится застрявший носок.

Вот и сегодня ему вздумалось полить цветы, удивительным образом живые еще, потому что он изредка сливал в них недопитый чай, и за горшками обнаружилась вдруг расческа – да не какая-нибудь маленькая, а здоровенная, похожая на ежа.

Некоторое время Мефодий сердито смотрел на нее, а потом схватил и стал заталкивать под диван. Та не пролезала из-за толстой ручки, но Меф все равно ухитрился это сделать, хотя и услышал в последний момент треск пластмассы. Он удовлетворенно улыбнулся, зная, что нашел могилу для расчески, но в этот момент диван стремительно взмыл под потолок. Изумленный Буслаев повис на нем, и тот медленно опустился под тяжестью парня. Однако стоило Мефу отступить, как диван вновь взлетел, кренясь правым боком.

Сообразив, что в расческе таилась воздушная магия, высвободившаяся, когда треснула ручка, Меф уселся на диван и стал размышлять, что делать дальше. Однако додумать не дали – дверь вдруг слетела с петель и, опрокинув письменный стол, врезалась в стену. В комнату ввалились Прасковья, Шилов и Зигя, который буксировал на веревочке игрушечный грузовик. На бледных скулах Прасковьи подковами лежал румянец. На ней были растянутая майка с цветочными узорами – явный секонд из Турции – и джинсы, украшенные стразами, стоимостью с небольшую квартиру в Подмосковье.

Шилов подталкивал перед собой озеленителя – одного из тех, кто занимался выбиванием долгов. Тот был вдвое шире Шилова в плечах, похож на гориллу и злобен, однако шел на цыпочках, с вытаращенными глазами и напряженным лицом, подчиняясь мудреному залому кисти. Что-то подсказывало Мефу, что озеленитель пойман на лестнице секунд десять назад.

– Стучать надо! – сказал Буслаев.

– Папуля! Я стучаль! – жалобно сказал младенец Зигя, ища глазами, куда упала дверь.

Меф выпустил рукоять спаты. Он уже разобрался, что это был обычный дружеский визит. Насколько можно ожидать дружественности от тартарианцев.

– Что твоему свету от нас надо? А? – визгливо спросил озеленитель. Меф понял, зачем его прихватили с собой. Как рупор для Прасковьи, поскольку лишний раз использовать Зигю она жалела.

– И что моему свету от вас надо? – устало спросил он.

Не так давно Мефодий обнаружил, что отвечать вопросом на вопрос – самая выгодная тактика. Собеседник проговаривается, а ты нет. Шилов задиристо оглянулся на рукоять меча.

– А ну встать! – заорал он на Мефа, двумя ногами заскакивая на диван.

– Ты уверен, что этого хочешь? – уточнил Буслаев, с вежливым вниманием разглядывая его ноги.

– Встать!!!

– Ну сам попросил, – ответил он и встал с покорным вздохом.

Рассчитал верно. Шилов был легче его. Секунду спустя он уже барахтался, прижатый диваном к потолку, и пытался выхватить меч.

Оставленный без присмотра озеленитель начал приходить в себя. Прасковья, заметив это, щелкнула пальцами. Тот застыл, как суслик, со сложенными на животе ручками.

– Твой свет пытался нас убить! Исподтишка! – повторил он.

Меф с сомнением цокнул языком.

– Когда?

– Четверть часа назад. Нас обстреляли маголодиями!

– Как-то плохо обстреляли.

– Плохо ?!

– Ну да. Вы оба живы, – Меф знал возможности маголодий света. Были среди них и такие, которые перебросили бы автобус через девятиэтажный дом.

Шилов наконец закончил потрошить мечом диван и обрушился вниз, злобный, как сорок тысяч ос. Меф дальновидно укрылся за Зигю, зная, что его Шилов трогать не будет.

– Ты сам попросил встать! – на всякий случай напомнил он.