Сергей Смирнов - Подземный флот маркшейдера Вольфа

- В школе… тяжести носили.

И ведь не скажешь, что сильно соврал… с учетом того, что теперь стояло у Кита под кроватью… а чуть раньше – в шкафу.

После «перекуса» папа сразу пошел к себе, побросав тарелки в раковину. И тогда Кит решил действовать честно и открыто.

Он сразу двинулся вслед за папой и, когда они оказались в его комнате, честно и прямо спросил его:

- Па, ты можешь достать какую-нибудь деталь от старинного мотоцикла… - Кит потянул несколько секунд, оценивая удивление папы, и добавил: - …или аэроплана.

Папа Андрей постоял немного в молчании, глядя на сына, потом сел в кресло и еще несколько секунд посидел в молчании, глядя на Кита с тем же неподдельным интересом… ну, почти как на зашедшего в комнату снежного человека, йети.

Поболтав ногой, закинутой за ногу, папа, наконец спросил. Кит ожидал, что папа сначала необидно съязвит, спросит что-нибудь вроде такого: «Это что, у вас новый стиль пирсинга? Вставлять в нос болты от «Титаника»? Ретро-пирсинг, да?» Но папа спросил удивительно прямо и открыто, без всяких шуточек:

- А какую конкретно? От какой модели? И для каких целей, если не секрет?

Кит присел к папиному старинному письменному столу, на котором стояли такие старинные настольные часы – маленькие, со стеклянным колпаком, который в тот момент лежал рядом. Часы явно ожидали очередного ремонта, потому как рядом с ними лежали еще пара шестеренок и несколько крохотных винтиков.

- Ну, скажем, от мотоцикла Индиан Твин… Тысяча девятьсот четырнадцатого года… Любая деталь… - сказал Кит и стал лихорадочно соображать, «для каких целей».

Папа вгляделся в сына, качнул головой, улыбнулся и сказал тихо:

- Это наверняка очень редкая модель…

- Я знаю, - кивнул Кит.

Папа снова качнул головой и улыбнулся:

- Неужели в тебе начинают просыпаться мои гены, моя любовь к старью?

На это Кит уж совсем не знал, что ответить. По ходу напряженных размышлений он совершенно машинально стал перебирать пальцами винтики на столе и… и так же машинально, невольно повинуясь неким уникальным генам, взял один винтик, странно сверкнувший, и ткнул в механизм.

И тут… что? Правильно! Произошло именно то, что должно было произойти!

Волна горячего воздуха, подобная несильной взрывной волне, раскатилась со стола в стороны – смахнула со стола пару листов исчерченной набросками бумаги, качнула разносторонние вихры на папиной голове.

В мгновение ока облако разноцветных искр окутало механизм. Всё – и часы, и стеклянный колпак часов, и их детальки – подпрыгнуло на столе, раздулось, словно под огромным увеличительным стеклом, повертелось маленьким торнадо, соединилось воедино… и со стуком приземлилось на стол.

Облако искр исчезло.

Старинные часы были теперь целыми, в отличном состоянии… И они явно шли!

Зато Кит замер, не дыша. Он просто весь окаменел! Он вперился в часы, боясь посмотреть на папу… Только краем взора он отмечал, что папа тоже замер в кресле так, будто время остановилось вокруг весело тикавших и крутивших шестеренками старинных часов!

Глава Девятая,

с испуганным папой, рассерженной мамой,

рассеянным изобретателем, застрявшим на другой планете, и наконец, спасенной-таки и практически покорённой княжною

- Никитушка… сынок!

Кит испугался папиного голоса. Папа звал его шепотом как будто из далекого далёка… и не просто так звал, а звал на помощь.

Да еще «сынок»! Да еще «Никитушка»! Так папа не обращался к Киту уже очень-очень давно, чуть ли не с тех пор, как Кит научился ходить.

А папа вдруг резко поднялся из кресла и сделал то, что тоже себе уже давным-давно не позволял. Он прямо рванулся-бросился к Киту – и, как тот сидел на стуле, так папа и прижал его со всей силы к себе. Одной рукой за плечо, другой за голову.

- Ты можешь это… - снова зашептал папа тем самым странным, далеким, устрашающим шепотом. – Что ж ты раньше не говорил?! Ты ведь себе не представляешь, как это опасно… очень опасно!

«Еще как представляю!» - крикнул в ответ, но про себя Кит.

Теперь он стал заодно бояться того, что, не дай Бог, вдруг прямо сейчас зайдет мама, – и тогда, вообще жутко подумать, что будет…

А папа все шептал, рассказывал. Одно ухо Кита было плотно прижато к папиному животу – и Киту уже казалось, что папин голос доносится из живота, как из таинственных глубин земного шара.

Оказалось, что у папы в раннем детстве тоже проявился дар «сборщика» - может, и не такой мощный, как у Кита… И он пару раз нечаянно чинил свои игрушки. И однажды папин отец, то есть дедушка Кита, которого Кит не помнил, застукал маленького папу за моментальной починкой грузовичка и… как вы думаете, что сделал? Высек папу ремнем! Ни много, ни мало! И еще поставил в угол… И сказал, что если еще раз увидит такую забаву, то больше никогда никаких игрушек покупать не будет.

Такие серьезные угрозы и наказания выглядят безумием каким-то! Казалось бы, наоборот, радоваться нужно: сыну новые игрушки покупать больше не надо, все сам живо починит, а в будущем станет великим инженером-сборщиком, если разовьет свой дар… Но когда папа Андрей подрос, его отец ему все очень серьезно рассказал.

Дар «сборщика» считался в их семье настоящим родовым проклятием. У папиного прадеда, то есть прапрадеда Кита, этот дар проявился очень ярко. Семейная легенда гласила, что давным-давно, в одна тысяча восемьсот восемьдесят каком-то году, где-то на Балтийском море произошло столкновение двух кораблей – пассажирского и военного. И пассажирский пароход стал тонуть. А на этом пароходе как раз и находился прапрадед, тогда еще как ровесник Кита, со своими родителями.

Военный корабль пробил пароходу бок и заодно легко погнул поручни на борту прогулочной палубы. И когда все ринулись спасаться, кто как мог, прапрадед таинственным внутренним зрением увидел искрящуюся радугу над сломанным поручнем… Оторвавшись от родителей, которые испуганно кричали ему вслед, он подбежал к поручню и… и просто взялся рукой за нужное место в нужное время.

Какой страшный вихрь тут поднялся! Дамские шляпки взлетели над кораблем стаей испуганных чаек… Корабль подбросило вверх, потом он шлепнулся на воду, подняв тучи брызг. Все попадали на палубу. Сколько криков было, можно представить! Только на этом все и кончилось… Уже через несколько секунд корабль качался на волнах, как новенький. Никаких пробоин, никаких повреждений! Даже краска на борту вся была цела!

Все были ошеломлены, никто ничего не понимал. Зато всё очень хорошо увидели и поняли военные на своем корабле… хотя тоже, ясное дело, были слегка и даже не слегка удивлены. Один военный, судя по всему, хладнокровно наблюдал картину катастрофы в бинокль. Он-то и приметил убежавшего от родителей подростка и не только его, но и волшебное мановение его руки, от которого сначала резко выпрямился поручень и вновь соединился в разорванной части, а потом восстановился весь пароход.