Джеймс Паттерсон - Школа выживания

— Нашла, — выдыхает Надж, и я оторопело смотрю, как страница за страницей заполняют экран листы с грифом «совершенно секретно». Хм-м-м… А ведь не скажешь, что у этой мутанточки хоть одна извилина в мозгу имеется. Похоже, эксперимент с ней дал некоторые положительные результаты.

Заглядываю к ней через плечо:

— Отлично! Постарайся прочитать, о чем там идет речь.

А про себя думаю: читай, читай, не торопись. А там, глядишь, время ваше и истечет.

Я, Максимум Райд, умерла, но этого никто не заметил.

А вдруг я и вправду умерла? Чем дальше эта бодяга тянется, тем мне безразличнее. Умерла, не умерла — одна малина.

Наконец мои тюремщики осознали, что вместо занимательной суетливой лабораторной крыски у них на руках оказалось дохлое и совершенно неинтересное безжизненное тело.

Крышка люка на потолке отскакивает, и у меня нет даже сотой доли секунды, чтобы приготовиться к хлынувшему потоку резкого света. Ты, дорогой читатель, даже не представляешь, чего мне стоило не выдать себя, оставаясь тем же обмякшим бесчувственным телом.

Чей-то голос орет:

— Что случилось? Кто вел за ней наблюдение? Уши оборву! Уволю!

Меня снова подхватывают какие-то руки и вытаскивают из бункера. Как и в прошлый раз, свет, прикосновение, звуки — все причиняет мне мучительную боль. Только теперь у меня откуда-то взялись силы широко открыть глаза, вскочить на ноги и зарычать.

Колени подо мной подогнулись, но я раскидываю крылья, стряхивая с них влагу. На мгновение передо мной мелькают рассерженные лица. Снова рычу, низким и хриплым голосом, хотя и отнюдь не столь устрашающим, как мне бы хотелось, и неуверенно подаюсь вверх.

Вижу впереди размытые очертания окна и бегу туда, едва удерживая равновесие и не чуя под собой ног. Десятки рук тянутся к моей мокрой одежде и к распростертым крыльям — меня вот-вот схватят. Но я уже совсем близко к окну и бросаюсь грудью на стекло.

Господи, дай мне его разбить, пошли мне обычное бьющееся стекло, без затей и ухищрений, типа впаянной металлической сетки. Молитва моя, похоже, услышана. Тело сокрушает страшный удар — меня как будто в лепешку раздавил грузовик. Тут же влажный воздух коснулся моих щек. И я начала падать.

Стараюсь пошевелить крыльями, стараюсь вспомнить хорошо знакомое чувство пойманного крыльями ветра. Но вместо былого их единства с каждой мышцей, с каждым суставом я ватная и помертвелая. Меня точно в новокаин обмакнули.

«Да будете вы наконец работать или нет!» — думаю я, и представляю себе на земле безжизненную груду костей, мяса и перьев.

Снаружи темно, и глазам не так больно. Открываю их и вижу, как мелькают мимо меня окна этажей — один, другой, третий. Выпав из окна пятого или шестого этажа, я стремительно падаю вниз. Снова отчаянно стараюсь расправить крылья в надежде, что они удержат и опять подбросят меня в воздух.

Так и случилось. Мои босые ноги уже практически коснулись травы, но я вдруг спружинила и подлетела немного вверх. Мускулы, кажется, поймали этот внезапный импульс, шевельнулись — и крылья пошли вниз. Еще движение — в работу включились плечевые суставы. Взмах вверх. Опустить крылья вниз. И снова, и снова, вверх — вниз. Сначала неловко и неуклюже, но с каждым взмахом движения все уверенней. Постепенно ко мне возвращается былая свобода. Оставляю позади разбитое окно, в котором маячат разъяренные лица. И только на одном лице я не вижу гнева. Джеб. Он вытянул руку сквозь осколки и показывает мне большой палец.

Взмываю в небо. Ветер раздувает мои сырые волосы.

— Скоро увидимся! — кричит он мне вдогонку.

Что это с ним случилось?

— Ни хрена себе, сколько здесь всего понаписано, — шепчет Газман, читая с экрана у Надж через плечо.

Вот именно, могли бы и надежнее свои файлы запрятать. Я совершенно не ожидала такого количества информации об ИТАКСе. Они, видать, не думали, что малограмотная мутантка-малолетка в их систему влезет.

Надж быстро просматривает страницу за страницей, а я слежу за минутной стрелкой на часах, готовая тащить всех к следующей, заключительной части сегодняшней шарады.

— Как вы думаете, — Надж внезапно прекращает и читать, и печатать и застывает на стуле, — как, по-вашему, мог сюда Джеб заявиться? Мне кажется, я его чувствую.

От ее слов мне становится не по себе, и я ее резко обрываю:

— При чем тут Джеб? Он никакого отношения к ИТАКСу не имеет.

— Макс, я же говорю, что я его чувствую. Он тут точно был. Или, в крайнем случае, про него есть информация в этих ИТАКСовых файлах. А значит, и про нас тоже.

Ее руки снова взлетают на клавиатуру. Почему-то это меня ужасно раздражает:

— Что ты там делаешь? Не вздумай вносить изменения в программу.

Буркнув на Надж, быстро отворачиваюсь проверить, что делают остальные. Газман и Игги сидят под столом и что-то там изучают. Клык стоит у двери. Рядом с ним на стуле неподвижно сидит с закрытыми глазами Ангел, а возле нее ее блохастое чучело. Нашла, когда спать! Не успела я это подумать, как она очнулась и в упор на меня уставилась. Эта девчонка ужасно действует мне на нервы, но я все равно ей улыбаюсь.

— Боже мой, Боже мой, — шепчет Надж, снова глядя, как экран заполняется текстом. — Смотрите, смотрите. Нахмурившись, наблюдаю, как перед нами снова одна за другой ползут страницы документов. На последней из них фотка младенца с белым больничным браслетом на запястье. На браслете напечатано: «Я девочка. Меня зовут …» А дальше от руки вписано «Моник».

— Это я! Это моя фотография. — Надж чуть ли не кричит от возбуждения. С чего она только это взяла — не пойму. А она все продолжает просматривать страницу за страницей и останавливается на разделе с чертежами, схемами и диаграммами. Приглядевшись, понимаю, что она изучает план своей рекомбинации, план прививки птичьего генома на ДНК человеческого младенца.

— Макс, Макс, смотри. — И она тыкает пальцем туда, где внизу страницы красуется подпись Джеба Батчелдера.

— Макс, Клык, я глазам своим не верю. Клык, посмотри хоть ты.

Клык подходит и молча читает. Мне хорошо видно, как у него от гнева сужаются зрачки.

Ума не приложу, откуда Джеб взялся в этих ИТАКСовых файлах. И вообще, нам по плану предполагается найти информацию об ИТАКСе и всех его прегрешениях перед человечеством, а отнюдь не про генетические исследования в школе.

Надж нажала на ссылку, и на экран выскочило окошечко показа фильма. В заголовке стоит: «Родители. Два дня спустя». Начинается мутный клип. Черная пара. Женщина плачет, лицо мужчины перекошено. Женщина причитает:

— Моя малышка. Мы назвали ее Моник… Кто отнял у меня мою девочку! Если вы знаете что-нибудь про мою крошку, прошу вас, верните ее мне. В ней смысл моей жизни. — Она плачет и больше не произносит ни слова.