Дмитрий Емец - Карта Хаоса

Дафна играла долго. Ей требовалось не только вернуть Мефу силы, но и подлатать его воспоминания о прошедшей ночи. Посещение Большой Дмитровки, котлован, стражи мрака – всё это было нежелательным фоном, который требовалось подретушировать. Не для того свет корректировал Буслаеву память, чтобы его, неготового, вновь прихлопнуло прежним грузом.

Меф проснулся два часа спустя, когда в комнате остались только он и Дафна. Лицо у него было просветленное, а вот нога Даф не нравилась. Края раны воспалились и краснота переползла на лодыжку. С ее точки зрения, волчице неплохо было бы лучше соблюдать гигиену полости рта. Придется прокалывать антибиотики или, возможно, вновь прибегнуть к флейте. Но это успеется.

– Где ты меня нашла? – спросил Меф. – А, ну да! Мы случайно встретились, когда я шел… возвращался… В общем, неважно.

Даф испытала облегчение. Получилось.

– Ну как? Сильно она меня? – продолжал Меф.

Маголодия Дафны убедила его, что он покусан уличной собакой.

– Нет, – сказала Даф. – Но пару дней придется попрыгать на одной ноге.

– А кто были те психи, которые столкнули меня в яму?

Дафна заметалась. Сказать правду без разрешения Троила она не могла, врать же не решалась. Она вообще была поражена, что Меф помнит о том, что произошло. Ей казалось, она оставила только схватку как логическое объяснение укуса.

– Психи, – повторила она.

Ответ Мефа устроил. Он оглядел комнату и уставился на ковер, на котором сам же когда-то развесил ту часть оружия, которую забрал из резиденции на Большой Дмитровке.

– Настоящее?

– Да.

– Класс! Кто-то со вкусом устроился, – оценил он.

– Точно, – согласилась Даф, убежденная, что ее подопечный сейчас чего-нибудь ляпнет.

Когда Меф говорил о ком-то что-то хорошее, то обычно немедленно добавлял и что-то плохое, словно спохватившись, что надо немедленно отрезвиться. И точно…

– А мании преследования у этого типа случайно нет? – поинтересовался он.

Даф улыбнулась.

– Есть небольшая, – признала она.

– Так я и думал. В «Пельмень» я уже опоздал, – заметил Меф без особого сожаления. – Не помнишь, что полагается за пропущенную смену? Расстрел на месте или долгий занудный рассказ о чести компании?

Даф попыталась сосредоточиться.

– Если оформить больничный, то, кажется, ничего, – заметила она не слишком уверенно. – Хочешь, позвоним твоей маме? Тебя не было всю ночь. Она, наверное, волнуется.

– Нет, – сказал Меф. – Не надо пока.

– Как не надо? Почему?

– На телефоне неотвеченные есть?

Неотвеченных не оказалось.

– Вот видишь, – насмешливо сказал Меф. – Значит, она не вспомнила, что меня нет. Решила, что я на ночном выпасе в «Пельмене». У нас всё наоборот. Чаще я за нее волнуюсь, чем она за меня.

– Ты? – переспросила Даф, удивленная, как в этой подкорректированной реальности изменились отношения Мефа и Зозо.

– Ага. Я. Вечно она как маленькая! Я своей родной матери почти что отец. Опекающее такое начало, – заявил Меф.

Даф уловила самцовское самодовольство и забила тревогу.

– А ты бы какую мать хотел? Домохозяйку? Ботинки на сына наденет и супиком нос оботрет? Или директора цеха по производству кладбищенских оградок? Четыре номера телефона на визитке и одна служебная лопата с пропеллером?

– Ну не зна-аю… – протянул Меф.

– А тут и знать не надо, – твердо отрезала Даф. – Родителей нужно любить по умолчанию. И уважать.

– Что, всяких? Даже если отец, допустим, под мусоркой лежит, а мать ему из контейнера бутылки пустые перебрасывает? – проговорил Меф, ощущая острую несправедливость сказанного. В конце концов, к его матери этот никак не относилось. Да и к отцу.

– Таких, возможно, любить надо даже больше, – уверенно подтвердила Даф.

Меф озадачился, но всё же чувствовалось, что он принял это к сведению. Даф давно заметила, что он может усваивать новую информацию только так: через короткое отторжение, затем осторожно и недоверчиво приглядываясь, а дальше уже как получится. Было похоже, что Меф вначале озирал некую истину умом, а потом только прикасался к ней сердцем.

– Слушай, – сказал внезапно Буслаев. – В тебе черта интересная есть. Я ее еще в «Пельмене» заметил. Ты спокойная, но вместе с тем… э-э… не тормознутая.

Даф улыбнулась.

– Спасибо! – произнесла она просто.

Она еще в Эдеме обнаружила, что искренние комплименты чаще всего выглядят неуклюжими. Скорее даже так: неуклюжесть является верным признаком того, что комплимент настоящий и сказан именно от сердца, а не от другого какого-нибудь органа.

– Как тебе удается быть такой спокойной? Это сложно? – спросил Меф.

– Да нет, не особенно. Просто я себе стараюсь не врать. До конца выговариваю все истинные причины, которые заставляют меня испытывать то или иное чувство.

Меф привстал и подложил себе под спину подушку, аккуратно подтянув ногу.

– Ничего не понимаю. Что еще за истинные причины?

– Ну, допустим, прежде чем заорать, я скажу себе: «Мне хочется орать, потому что я только что пришла, устала, проголодалась и мне хочется на ком-нибудь сорваться. Съесть кусок хлеба и выпить стакан чаю я догадаться не могу, так как отлично знаю, что тогда мне кричать расхочется».

– И что, всегда помогает?

– Чаще всего.

– А я вот редко подумать успеваю. Мама мне всегда говорила в детстве: «Считай до десяти!» Только все равно срывался. А если тебя обидят?

– Тогда я думаю: «Меня обидели! Меня, самую лучшую в мире, которая никому не сделала ни одной гадости, ни разу не сказала ничего лишнего, ни разу не подумала ни о ком плохо! Да за мои дела меня надо было еще и ломом ударить!»

Окно распахнулось и заглянула Улита. За ней медведем вытаптывал траву Чимоданов.

– Прошу прощения, что прерываю щебетание! – сообщила ведьма. – Только что меня вызвали сразу двое! Арей и Эссиорх! Оба с интервалом в полторы секунды. Ты веришь в совпадения? Я – нет.

Мефа оставили под присмотром Мошкина. Опасаясь, чтобы Евгеша не ляпнул чего-нибудь лишнего, из прежней жизни, Дафна поднесла к губам флейту. Теперь, едва Мошкин затрагивал любую опасную тему, он незаметно переходил на разговор о птичках.

– А помнишь, как мы с тобой… – сентиментально начинал он. – А вот, к примеру, канарейка (вздох – грустный взгляд – попытка выразить невыразимое)… Хотя есть, конечно, и попугайчик (еще один вздох)!

Ната успела уже куда-то улизнуть, поэтому на зов Арея и Эссиорха явились только Улита, Дафна и Чимоданов. Раненую волчицу они взяли с собой. Опасаясь, что она бросится на Арея и будет убита, Даф сделала из простыни нечто напоминающее поводок.

Первой завершив телепортацию, Улита с интересом огляделась. Они стояли рядом с одиноким экскаватором, который, сильно накренившись, притулился на куче рыхлой земли. Вниз уходил пологий склон недавно начатого фундамента, на дне которого образовалось дождевое озерцо. Для оживления картины туда хотелось пустить уток. Вокруг тянулся бетонный забор, огораживающий довольно большую площадку и – нигде ни души.