Роман Лейбов - Разделить на сто

Давно уже закончилась Гражданская война, давно умер в далёком Белграде знаменитый «чёрный барон», но тень его из могилы, как могла, вредила Геннадию Ивановичу, подтверждая скверную репутацию Петра Николаевича Врангеля, главнокомандующего вооружёнными силами юга России.

Можно было, конечно, сменить фамилию, стать Алексеевым, Максимовым или даже каким-нибудь Первомайским. Но Геннадий Иванович не хотел отрекаться от себя и от своего дедушки Валентина Богдановича Врангеля, бывшего управляющего дегтярным заводом культурного купца Осьмирогова, а впоследствии ночного сторожа, собственноручно в одиночку воспитавшего оставшегося сиротой в детстве Гену.

Несправедливость окружающих сызмальства мучила молодого барона. Он хотел бы для искоренения несправедливости служить в милиции, но в милицию барону Врангелю ходу не было. Поэтому Геннадий Иванович избрал самую справедливую из доступных баронам в то время профессий — закончив музыкальное училище по классу баяна, он стал контролёром общественного транспорта.

Много лет прошло с тех пор, но доселе местные старожилы рассказывают истории о ужасном бароне и его героической многолетней борьбе с брюквинскими безбилетниками, которых он, после быстрого и справедливого рассмотрения дела, либо ссаживал, либо штрафовал, либо (и такое бывало!) прощал. Отмечают безупречную вежливость Врангеля и его рыцарские манеры (высаживая из трамваев женщин, он неизменно выходил наружу и подавал жертвам справедливого возмездия руку). Вспоминают непременно и знаменитую теперь повсеместно историю о том, как наказал он однажды в конце восьмидесятых самого товарища Петялина, решившего инкогнито прокатиться в трамвае, чтобы, в соответствии с тогдашней модой, на опыте познать жизнь трудящихся, о том, как Петялин попытался уволить Геннадия Ивановича, но в результате был сам отстранён с понижением и брошен на сельское хозяйство, о дальнейшей славной политической карьере непреклонного барона, рыцаря справедливости…

Но нам до этого нет дела, мы трясёмся вместе со Стасиком в плотно набитом трамвае № 3, наблюдая с замиранием сердца, как молнией, зигзагами передвигается по вагону Врангель, безошибочно распознавая безбилетников и сея вокруг себя правосудие.

Справедливости ради скажем, во-первых, что вообще-то у Стасика был проездной, но сегодня, собираясь впопыхах с утра, он позабыл его дома. Во-вторых, заметим, что Врангель в этот день впервые за последние три года работал не в старом городе на «пятёрке», а на третьем маршруте, а то бы он непременно запомнил Левченко как благонамеренного пассажира и простил бы ему оплошность.

Но так уж сложилось всё в тот далёкий августовский день, что, не доезжая до остановки «Речной порт», бледный и, как всегда, безупречно выбритый барон обратился к Стасику, потребовав предъявить проездной документ или покинуть транспортное средство.

Кто знает, какие бы последствия это имело для нашей истории? Но тут вдруг неожиданно вмешался едущий непонятно по какому делу в том же вагоне жилец пятнадцатого дома по Брынскому проспекту — тот самый Сергей Сергеевич, который уже встречался нам. Он достал из кармана серенький кошелёк, покопался в нём, нашёл трамвайный билетик, незаметно закомпострировал его и протянул Врангелю, вежливо тронув его за плечо и сказав:

— Мальчик этот, извините, едет со мной. У него всё в порядке теперь. А вот мой билет, и я выхожу уже.

Не успел Стасик понять, что произошло, не успел суровый, но в душе милосердный Врангель порадоваться, что мальчика не надо наказывать, как трамвай затормозил на остановке и жилец Сергей Сергеевич покинул вагон, сказавши напоследок, не обращаясь как будто ни к кому конкретно:

— Люди должны помогать друг другу.

Как известно, серые вороны обладают незаурядным интеллектом. Я сам видел в Интернете, как одна такая ворона изготовила из проволоки крючок, чтобы добыть из неподвижно закреплённой бутылки какую-то вкусную вещь. Мало того, когда вороне подсунули проволоку, уже загнутую крючком, но не достающую до дна бутылки, умная ворона догадалась разогнуть крючок и наколоть-таки вкусную вещь на проволоку. Правда, незаурядный интеллект ворон проявляется исключительно тогда, когда речь заходит о вкусных вещах. В остальных ситуациях вороны ведут себя не умнее каких-нибудь сорок или галок, хотя, конечно, всё-таки превосходят в сообразительности воробьёв и синиц, не говоря о голубях.

Ворона, о которой дальше пойдёт речь, даже среди серых ворон отличалась острым аналитическим умом и авантюрным складом характера. Проживая в городском парке, она постоянно покидала свою стаю и ежедневно предпринимала облёты дальних территорий за рекой, где ворон было поменьше, выискивая, не попадётся ли какая вкусная вещь. Ей часто везло.

Например, накануне, вечером 25 августа, ворона заприметила в одном из дворов на левом берегу реки доктора Кащеева (автора знаменитой статьи о брюквинском соме, который ещё встретится нам в этой истории) и его приятеля пенсионера Фому Кузьмича Боброва, мирно играющих в шашки за врытым специально для таких случаев в землю деревянным зелёным столиком, украшенным вырезанной кем-то надписью «Толя + Лёля» (слово «Толя» было перечёркнуто несколько раз). Ворона уселась на ветку и полчаса ждала в засаде, улыбаясь и подмигивая себе круглым глазом, покуда Фома Кузьмич не развернул принесённый с собой в бумаге, вырванной из тетрадки в клеточку, бутерброд с сыром. Как вражеский пикирующий бомбардировщик, ворона с криком кинулась на стол, смела с доски шашки (Кащеев как раз придумал ловкую комбинацию с жертвой и выходом в дамки), ухватила сыр и унеслась, ликуя, на ближайший дуб.

Ничего удивительного не было в том, что 26 августа ворона оказалась на крыше трансформаторной будки во дворе дома № 15 по Брынскому проспекту.

— Трансформаторная будка, — сказала себе умная серая ворона, осмотревшись. — Вероятность обнаружения вкусных вещей минимальна.

Она прошлась по крыше и заинтересовалась сложенным из кирпичей домиком. Рассмотрев поближе конструкцию, ворона принюхалась (напрасно некоторые думают, что вороны не различают запахов, это вовсе не так). Из-под кирпичей отчётливо пахло вкусной вещью. Ворона сардонически хмыкнула и принялась за работу.

Доедая тут же на крыше сушку, положенную в секретное место сердобольной Таней Петрушкиной, чтобы Стасику не так скучно было её ждать, ворона по привычке всё замечать, краем глаза заметила, как ветер унёс бумажку, которая была придавлена вкусной вещью.