Дмитрий Емец - Муравьиный лабиринт

Желтый пакет со шнеппером лежал на земле в паре метров. Отлетел, когда Макар падал. Бросаться к нему было бесполезно: пакет валялся под ногами у того, кого хозяин веревочек называл Мантухайчиком.

– Я не шныр, – зачем-то ляпнул Макар. Обычно он врал изобретательно, а тут оказался не готов ко лжи. Не было того градуса убежденности, который превращает сомнительную ложь в альтернативный вариант правды.

– А кто? – спросил Паук.

– Человек. Гуляю, – ощущая тупость ответа, сказал он.

Паук недоверчиво скривился, зато кукла Триша отнеслась к словам Макара с неожиданным сочувствием. Закивала, замахала ручками.

– Гуляет человек! Что, погулять нельзя? Нельзя? Чего ты молчишь? Скажи! – завопила она на Триша.

– Он гуляет, – озвучил Триш Пауку, несколько отстраняясь от куклы, чтобы снова не получить от нее в нос. – Воздухом дышит!

– А нерпь где взял? – спросил Паук.

Макар оглянулся на рукав. Как он мог забыть про нерпь ? У него же лев ! Заряженный!

– А нерпь нашел. Шел сдавать в полицию, но заблудился! Что, заблудиться нельзя? Скажи, скажи ему! – снова завопила неугомонная кукла. Она была настолько на стороне Макара, что тот даже рта не мог открыть.

– Воздухом – это хорошо. Только перед смертью разве надышишься? – ласково удивился Паук и цокнул языком.

Толстый капроновый шнур, оторвавшийся от его жилета, удавкой взметнулся по левой руке Макара и так плотно притянул ее к телу, что шевелить получалось только пальцами. Но и этого было мало. Шнур продолжал скользить из кармана жилета и ровными петлями обвивал Макара. Спустя минуту его левая рука и тело составляли единый кокон. Нерпь была скрыта под плотными витками капронового шнура.

Макар скреб по шнуру ногтями, пытаясь добраться до льва, – Паук только ухмылялся. Он выпустил из другого кармана тонкую веревочку, которая стремительной змейкой пробежала между пальцами правой руки Макара и внезапно сильно стянула большой палец с мизинцем. Рука сразу стала бесполезной – ничего не схватишь, ничего не сделаешь. И, разумеется, Пауку это было прекрасно известно. Издеваясь над Макаром, ногой он легонько подтолкнул к нему пакет со шнеппером. Мол, на! Что же ты не стреляешь? Но Макару достаточно было пошевелить оставшимися на свободе пальцами, чтобы понять, что шнеппера ему не взять.

Он незаметно скосил глаза в поле. Теперь надежда была только на Горшеню. Где он? Почему не несется сюда со всей алебардой? Потом сообразил, и надежда погасла как свеча. Вдоль пожарки шел низкий, по пояс, каменный заборчик. Ерунда, ничего особенного. Но с внутренней его стороны снег был расчищен, а с наружной – нет. Значит, для Горшени Макар сейчас в низине. Да и кучи выброшенного при сгребании снега мешают что-либо рассмотреть.

«Закричу! Хотя пока он добежит – меня три раза прибьют… Все равно закричу!» – решил Макар.

Видимо, будущий крик как-то отпечатался у него на лице, потому что Мантухайчик вдруг присел с ним рядом на корточки. В его мягких руках были три ножа!

Два одинаковых он держал в правой, причем держал странно, почти неправильно. Макар никогда не видел, чтобы так держали ножи. Они смотрели остриями в разные стороны, а их рукояти накладывались одна на другую. Нож же в левой больше походил на иглу, но все же это была не игла, а именно нож… Лезвие синеватое, точно его долго держали над огнем.

– Только пикни! – ласково предупредил Мантухайчик. – Беня и Мумр отрежут тебе ушки, а Веточка язычок!

Один из одинаковых ножей дрогнул. Мантухайчик заметил это и нахмурился.

– Нет-нет, Беня! Даже и думать не смей! Язычок отрежет Веточка! – строго сказал он и шепотом добавил, что Беня очень ревнует.

Услышав такое, Паук обозлился. Шпагаты, веревочки, шнурочки, тесемки, удавки, во множестве украшавшие его одежду, пришли в движение, зашевелились, выпрямились – и Паук сделался похож на ежа.

– Почему опять ты? И прошлый тебе достался, и позапрошлый! Этот мой!

– Ты что? – яростно зашептал Мантухайчик. – Только послушай, что ты говоришь! Беня мне этого никогда не простит!

– А мне что за дело? Задушу!

– Зарежу!

Мантухайчик и Паук, распалясь, стали кричать друг на друга. Мантухайчик случайно зацепил Паука рукой, совсем не сильно, но по тому, как тот отшатнулся и поморщился от боли, Макар ощутил, что Паук физически очень слабый. Даже слабее подростка. Наверняка его часто обижали в детстве.

– Ну вот! – пожаловалась Макару кукла Триша. – Теперь два часа будут ругаться! Спорить, как тебя убить! Ужасные, в сущности, дураки!

– А они меня…

Макар не договорил этого страшного слова. Оно застряло у него в горле. Он ощутил головокружение и тошноту, потому что впервые понял, что все всерьез.

– Ну да! Ты не смотри, что они смешные! Они полные психи! – с сожалением сказала кукла. – Я, конечно, могу попросить хозяина устроить тебе разрыв сердца, да только вряд ли получится. Ты молодой, сердце хорошее. Даже если увеличить вероятность на пару ноликов – все равно мало шансов…

Слепо шаря по земле спутанной рукой, Макар внезапно уколол ладонь. Пальцы нащупали что-то выгнутое, скользкое, с единственным острым пиком. Донышко бутылки? Макар боялся даже посмотреть в ту сторону, даже глаз не решался скосить. Он сидел на земле, вытянув ноги и, боком перевернув осколок, перепиливал стягивающую его пальцы веревочку. Ему казалось, это будет просто, но из-за неудобного положения стекло чаще попадало по пальцам, чем по веревке.

Кукла Триша отвлеклась и вместе с хозяином стала во что-то всматриваться. Мантухайчик с Пауком перестали ругаться, договорившись на том, что Макара можно и задушить и зарезать в одно и то же время. Это будет даже забавно.

Мантухайчик начинал уже нежно дышать на своего любимчика Беню, не забывая между тем успокаивать и завидующего Мумра, когда Триш, привлекая внимание, внезапно издал короткий нетерпеливый звук.

– Что такое? – нетерпеливо спросил Паук.

Тот подпрыгивал на заборе, куда, чтобы лучше видеть, уже вскочил с ногами. Кукла забыто покачивалась головой вниз. Свободной рукой Триш показывал то на автобазу Копытово, то в поле. По расчищенной дороге, ведущей от шоссе, неспешно тащился пестрый микроавтобус Дионисия Белдо. От автобазы же, со стороны ее длинного забора, к ним на малой высоте летели две гиелы.

За ними по глубокому снегу россыпью бежали две четверки берсерков. Они казались маленькими, как муравьи. Их машины застряли в глубоком снегу между забором автобазы и пожаркой. Прямой проезд с их стороны отсутствовал. Одна из машин еще, упорствуя, пыталась прорваться, но увязала все больше. Другая уже сдалась, и ее водитель, бросив дверь открытой, торопливо догонял цепь. Берсерки пока не видели автобуса Белдо, им мешал холм, да и из автобуса едва ли видели берсерков. Зато холм с пожаркой заметен был отовсюду.