Джеймс Паттерсон - Проект Омега

Ари отчаянно трясет головой:

— Нет… Просто… Мое время истекло, и моя жизнь кончена. Я уже никогда отсюда не выйду. Наверно, я надеюсь… мне хочется… чтоб хоть у тебя еще был шанс…

Его слова имеют мрачный и печальный смысл.

— Не сомневайся, я выберусь отсюда. Я тебе обещаю.

И, может быть, — хоть шансов совсем мало — но, может быть, мне все-таки удастся его вытащить отсюда вместе со стаей.

Общее заглавие — «Пытка мутантов-подростков».

Повествование в нескольких частях.

Помнишь, дорогой читатель, ты уже прочитал раньше часть первую про пытку яблочными пирожками.

Теперь начинается часть вторая. И начинается она нынешним вечером. Белохалатник вносит в нашу палату-камеру картонную коробку.

Осторожно ее открываем, ожидая, что коробка в любой момент взорвется у нас в руках. Но она не взрывается.

Внутри плоский, завернутый в бумагу предмет. Не книга. Это электронная рамка для фотографий. Конечно же, Газзи первым нажал на красную кнопку включения.

Рамка ожила. На экран выплыла та самая картинка, которую мы с Клыком нашли в Вашингтоне в заброшенном доме с наркоманами и копию которой Клык потом еще раз обнаружил в кабинете доктора Мартинез. Вспомнив о ней, я тяжело вздыхаю. Настоящая он была, или на самом деле ни ее, ни Эллы никогда не существовало? Как они там? Живы? Здоровы? С кем она, на чьей стороне?

На картинке Газзи-младенец. И хохолок его, и глаза. Усталая, уже не очень молодая женщина держит его на руках. Но сам он пухленький и веселый.

Потом картинка начинает двигаться. Объяснить это трудно. Не как в кино. Просто она сначала увеличивается, а потом поворачивается вокруг своей оси, как будто мы обходим вокруг этой женщины с ребенком. И Газзи все время виден крупным планом. Совершив полный оборот, изображение снова уменьшается. Зато теперь видно всю комнату. Ужасную. Окна мутные, грязные. Стены в трещинах. Кажется, это тот самый притон в Вашингтоне. Только до того, как его заселили бездомные наркоманы.

Вместо людей теперь в фокусе камеры деревянный стол. На столе маленький бумажный четырехугольник, меньше конверта. На него наезжает камера. Он становится резче и крупнее. Теперь можно понять, что это такое.

Это чек. На чье имя выписан — непонятно — строчка замазана. Зато ясно видна сумма — $10,000. И от кого. От ИТАКСа.

Газзи закашлялся, и я вижу, как он старается держаться и не расплакаться.

Его мать продала его в Школу белохалатникам за десять тысяч долларов.

Не знаю, почему нам послали только Газзину историю в картинках. Почему не показывают никого другого. Видно, белохалатникам нравится играть с нами то в кошки-мышки, то в угадайку.

Мы теперь все время проверяем, не выступит ли у кого из нас на шее «срок годности». Но пока ни у кого ничего. Все чисто. Повторяю, пока. Но, с другой стороны, если смотреть в лицо смерти так часто, как смотрим мы, смерть превращается просто в надоедливую занудную старуху.

В нашей камере нет ни одного окна. Поэтому у нас нет и никакой точки отсчета времени. Скука теперь — наш главный враг. И мы сражаемся с ней, строя планы побега. Реальные и не очень. Стараюсь держать ребят в узде, а то они все время норовят занестись в облака. Как настоящий лидер, заставляю стаю перебрать все возможные сценарии развития событий, развиваю стратегию и тактику действий.

— Теперь смотрите. Они приходят за нами… — начинаю я уже в сотый раз.

— …Но дорогу им преграждает стадо слонов, — Игги предсказывает следующий поворот.

— А потом в камеру влетает миллион воздушных шаров и им нас не найти. — Это новый ход, предложенный Газманом.

— И тут на них сыпятся котлеты и забивают им рты так, что они дышать не могут. — Надж явно проголодалась, если у нее на уме котлетная стратегия.

— Вот-вот, — развивает ситуацию Игги. — Я вскакиваю на слона. Воздушные шары надуты Газзиным газом, так что, когда они один за другим лопаются, белохалатники задыхаются насмерть. А оставшиеся в живых от девятой котлеты начинают блевать и тонут в собственной рвоте. По-моему, отличный план!

Надж, Игги и Газ хохочут, и даже Клык улыбается, переводя глаза с них на мою кислую физиономию.

— Сколько можно вам говорить, нам надо приготовиться.

— Приготовиться помирать? — Игги мгновенно перестает смеяться и печально на меня смотрит.

— Кто здесь собирается помирать? Я лично не собираюсь. Ни сейчас, ни в скором будущем.

— А как насчет «истечения срока годности»? — Газзи тоже посерьезнел. — В любой момент проступит на шее — и все твои планы в тартарары полетят. Или что ты, например, скажешь про Ангела, про эту чертову предательницу?

По его последнему пункту я много чего могу ему сказать. Но для этого пока не время.

Открываю рот полить их всяческой ложью во спасение и поддержание духа, но тут дверь неожиданно открывается.

Мы напряглись при виде надвигающегося на нас белохалатника с блокнотом в руках. Он проверяет свои записи и поправляет на носу очки:

— Слушайте меня. Мне нужны слепой и тот, у которого способности к мимикрии.

И он выжидательно смотрит на нас.

— Ты что, белены, парень, объелся! — откровенно хамлю я ему.

— Я? Нет, — опешил он от моего нахальства. Но опомнившись, застучал карандашом по блокноту. — Нам нужно провести последние тесты.

Скрестив на груди руки, мы с Клыком инстинктивно делаем шаг вперед и заслоняем собой стаю.

— Я вовсе не уверена в необходимости ваших тестов.

Белохалатник по-новой удивляется нашей несговорчивости. Он, видно, не прочитал как следует нашу «историю болезни».

— Перестаньте, пошли со мной. — Он изо всех сил старается придать своему голосу грозные интонации. Но, в лучшем случае, ему удается жалобное нытье.

— Ты, дружок, шутишь? У тебя под халатом, часом, пулемет не припрятан? Без пулемета тебе их отсюда не вытащить. Так что считай, не повезло тебе моих ребят от нас уволочь.

Он грозно сводит брови:

— Слушайте, давайте подобру-поздорову миром разберемся. Эти двое сейчас со мной пойдут и никакого шума. Идет?

— Дай подумать… А что, если… НЕТ! НЕ ИДЕТ!

— А какой шум ты имеешь в виду? — вклинивается в разговор старших плохо воспитанный Газ. — Я на любой шум готов, а то скучно очень стало.

Белохалатник, видно, и сам понимает, что проигрывает, но все еще старается напустить на себя важность и строгость:

— Мы пытаемся найти альтернативные способы вашего… «выхода на заслуженный отдых». Вы можете еще быть нам полезны. Только по-настоящему полезные существа переживут план «Одна Вторая». Я бы даже уточнил, что реально это «Один из Тысячи» план. Новому человечеству нужны будут только люди с истинно полезными навыками и способностями. С ними мы осуществим нашу ре-эволюцию. Вы должны хотеть помочь нам выяснить, может ли быть от вас живых какая-нибудь польза, или нет.