Джеймс Паттерсон - Проект Омега

— Держи карман шире, — бормочет про себя Клык. — Что, эти собаки белохалатники ничего более оригинального не придумали, как запрограммировать эти набившие оскомину угрозы?

Как по команде, к нему разворачиваются механические головы и нацеливаются горящие красными лазерами глаза. Пятерка-другая роботов откалывается от основной массы, заходя на него справа и слева. Клык размахнулся металлической бейсбольной битой. Внезапный ноющий, на высокой ноте свистящий звук заставил его круто отвернуть в сторону. Ракета типа земля-воздух просвистела в каких-то пятидесяти футах прямо в гущу флайбоев. Нацеленная неопытной рукой, она взрывается слишком поздно. И все равно пятнадцати металлических голов — как не бывало. На секунду Клык даже помедлил подумать, не порадовался ли Газ на чудеса пиротехники.

Но дальше все закрутилось в большую драку. Клык молнией носится среди флайбоев. Бита летает вверх-вниз, направо-налево — только рука от ударов немеет. Минута — и он понимает, как бить в плечо, чтобы стопроцентно выбить сустав, и как вдарить по железной флайбойской башке, чтоб подчистую снести ее с плеч.

Вонь стоит страшная — горячий металл, расплавленные провода, тлеющая шкура. Вот уж точно, флайбои — псы смердячие.

У-уф! — удар под дых чуть из Клыка дух не вышиб.

Драться с флайбоями — совсем не то, что с ирейзерами. Ирейзеры в бою много неповоротливее, но зато обмануть их было труднее — на обманки не поддавались. Флайбои сильнее и точнее ударом, но движения их предсказуемы и реакция слабовата.

Газмана Клык не видит, но Игги только что пронесся мимо, как мечом размахивая ломом. Нос в крови, глаз подбит, но громит и крушит флайбоев так, что только держись. Молодец! Орел!

Снизу, с земли, доносится звук выстрелов и череда частых взрывов. Клыку остается только надеяться, что Газман успел оттуда слинять.

Флайбой на подходе — блокировка удара — скрежет биты по стальной черепушке. Вот черт, шуму много, а толку мало! Уцелел, паскуда.

Новый робот заходит справа. Клык обрушивает на него биту. Конец флайбою.

Следующее металлическое чудовище таранит Клыка в самую почку. Охнув от боли, он складывает крылья и камнем летит вниз. Летит ровно столько, сколько нужно, чтоб оклематься. Придя в себя, выходит из пике и, раскрутив биту над головой, взвивается вверх, сшибая пару-тройку зависших над ним флайбоев. Еще один попадает под искру короткого замыкания, и шкура на нем начинает дымиться. Пах! — точечный взрыв, и флайбой кувырком валится вниз, оставляя за собой извилистый шлейф черного дыма.

В одну минуту битва окончена. Оставшиеся штук пятнадцать роботов разворачиваются, выстраиваются в колонну по двое и улетают ровным строем. Клык подлетает туда, где парит Игги, прислушиваясь к их удаляющемуся гулу.

— Конец, давай на посадку!

Между тем, на земле завывают сирены — со всего Лос-Анджелеса к Эль Прадо гонят полицейские тачки. Улица завалена разбитыми вдребезги металлическими частями и тлеющими шкурами флайбоев.

Газман стоит рядом с Кизом. Оба изрядно побиты, но оба твердо стоят на ногах и победоносно ухмыляются.

— Полиция! Пора всем драпать, — коротко бросает Клык.

— Вот теперь ты, мужик, прав! — Киз протягивает ему распухшую, окровавленную руку. — Клевая получилась драчка. А шкет твой — что надо. Он одного десятка моих пацанов стоит.

Газман гордо выпячивает грудь.

— Спасибо. Спасибо вам за все. — Голос у Клыка чуть заметно дрогнул, и вся троица разом взмыла в небо. С высоты им видно, как Духи мгновенно испарились: рассыпались по трущобам, нырнули в темные пролеты дверей, вскочили по машинам и умчались на предельной скорости.

Прибывшая на место полиция обнаружила только совершенно необъяснимые горы деталей стальных механизмов, перекрученных проводов и меховых лохмотьев.

Тотал свернулся у меня за пазухой. Летим на страшной высоте над Францией, внимательно следя за самолетными потоками. Мы оставили в покое английский ИТАКС — это только одна из голов Гидры. Нам известно о четырех отделениях, включая головное предприятие ИТАКСа в Германии. Туда-то мы и направляемся. Но эта черная псина совершенно выводит меня из себя.

Он снова елозит у меня в куртке, и я с трудом подавляю желание расстегнуть молнию и дать ему еще раз изведать радость свободного падения. Он вздыхает и поводит носом.

Начинается… Тотал, и вправду, снова заводит свою песню:

— Ты совершенно бездушная…

— Тотал, мы все это уже тысячу раз обсудили, — раздраженно обрываю я его. — Мы проверили отделение ИТАКСа в Сен-Жен-Дё-Севр. — Тотал морщится от моего произношения, провоцируя мои ответные агрессивные действия. — И теперь наша миссия ведет нас к головному отделению в Германию. В Париже никаких ИТАКСов нет. Следовательно, останавливаться в столице Франции не имеет никакого смысла.

— Это всего-навсего центр мировой культуры, — зудит Тотал. — Город лучшей кухни на планете. Моды, искусства, архитектуры. Лувр, Версаль, Елисейские Поля… — Он вот-вот зарыдает в голос.

— И, тем не менее, никакого ИТАКСа.

— Я бы совершенно не возражала сделать небольшую остановку в Париже, — осторожно начинает подпевать Тоталу Надж. — Я в библиотеке видела путеводитель. Там такие кораблики на Сене есть. Сядешь и катишь себе по воде через весь Париж. И парки тоже, и Лувер-музей, и дворцы, и все-все. — Она с надеждой заглядывает мне в глаза.

— Не Лувер, а… — но мне даже не удается закончить свои наставления.

Тотал обучил обеих девчонок лить крокодиловы слезы, и теперь очередь Ангела смотреть на меня сквозь влажную поволоку. Собрав волю в кулак, жду, когда она начнет инфильтрироваться ко мне в сознание. Но она не начинает. Очень с ее стороны разумно. Вместо этого она пускается в причитания:

— Жизнь так коротка. Так коротка и так тяжела. Увидеть город огней единственный раз в жизни…

— Да прекратится это безобразие когда-нибудь или нет!

— … бесконечно облегчит наши муки и страдания… — заканчивает Ангел свой трагический монолог.

— Безусловно! Ибо жизнь в деградации и пытке — ничто по сравнению со столиком в кафе на Елисейских полях! — каждое мое слово источает яд сарказма. Как они все еще только живы?

— Вот именно! — Ангел не замечает ни яда, ни сарказма. — И я об этом говорю. Все отступает на второй план, когда стоишь на Монмартрском холме перед красавицей Сакре Кер.

Я знаю, что они меня додолбали. Если я сейчас не сдамся, мне придется всю дорогу до Германии слушать двух бесконечно нудящих девиц и нотации оскорбленной в лучших чувствах собаки. Так что невозможно будет сконцентрироваться на выполнении поставленной главной задачи. Плюс, велика вероятность того, что в любую секунду прорежется Голос со своими метафорами и загадками. Типа: Триумфальная Арка подскажет тебе ответы на мучающие тебя вопросы. Или: подумай о воспитательном и образовательном значении Парижа для молодого поколения американцев…