Джеймс Паттерсон - Проект Омега

Игги нахмурился:

— А что, если их засекут? Вдруг их самих белохалатники поймают?

— А что ты там такое пишешь? — Надо признаться, я уже давно его блог не читала. Слишком много на меня в последнее время навалилось.

— Про нас. Про все составные этого чертового ребуса. Может, найдется кто-нибудь, поумнее нас, и сложит их в одну большую общую картинку. Мы же с тобой только и говорим о том, как нам ее не хватает.

— Отлично ты, Клык, придумал, — Ангел одобрительно кивает головой и переворачивает над огнем свою сардельку. — Нам необходимо сообщество. Связи во внешнем мире.

Интересно, что она хочет этим сказать?

Связи, Макс, — дело чрезвычайной важности.

Вот и Голос мой вернулся. Сколько лет, сколько зим.

Внезапное возвращение Голоса так меня ошарашило, что я подпрыгнула на месте и чуть не сокрушила приютившую нас скалу.

Бессознательно, сама того не замечая, прижимаю пальцы к вискам, как будто Голос можно почувствовать в бьющихся на висках венах.

— Что случилось? — Игги почувствовал, как я подпрыгнула, и кладет руку мне на колено.

— Все в порядке. Это я так… — растерянно бормочу я, поднимаюсь на ноги и отхожу в темноту подальше от стаи. Чувствую на себе их вопросительные взгляды, но объяснять ничего не хочу.

Здравствуй, Голос! Давненько ты не совал нос в мои дела.

Ты и без меня неплохо справлялась.

Разговор наш пока течет во вполне миролюбивом русле. Как и раньше, совершенно невозможно понять, молодой он или старый, мужской или женский, человеческий или механический. Как же все-таки я непоследовательна. С одной стороны, я из-за него раздражаюсь. От его непрошеных советов нет никакого спасения. Всюду влезет, в самые мои сокровенные тайны проникнет. Да и можно ли ему доверять? Откуда он все про меня знает? И кому и когда он меня заложит? Всех моих подозрений не перечислить. Но это только с одной стороны. С другой, я, наконец, вздыхаю с облегчением. Одиночество с ним мне не так страшно. С ним я не одна.

Если вдуматься, дорогой читатель, логики тут никакой нет. Рядом со мной всегда пятеро моих лучших друзей. (Про собаку пока умолчу). Они моя семья, моя жизнь. О каком одиночестве я вообще говорю?

Макс, каждый человек всегда, по большому счету, один. — Жизнерадостности моему Голосу, как всегда, не занимать. — Отсюда и важность связей и сообществ.

— Ты что, опять начитался тривиальных надписей на открытках?

Я дошла до конца каньона. Вдруг оказалось, что он отвесно обрывается в еще одну бездонную пропасть, и я стою почти на краю нового обрыва.

Связи, Макс. Помнишь свой сон?

О чем это он? Какой еще сон? Мало что ли у меня было снов, и все, по большей части, кошмарных. Так что я, не сдержавшись, съязвила:

— Это тот, где я первой крылатой Мисс Америкой стала?

— Нет, тот, где тебе снилось, как за тобой гонятся ирейзеры, а ты бежишь через лес и оказываешься на краю пропасти. Падаешь в нее, но летишь и спасаешься.

У меня замирает сердце. Откуда он знает? Я не видела этот сон с тех пор, как… как этот сон стал явью, куда кошмарнее самого сна. Голоса со мной тогда и в помине не было.

— Ну, и что в этом такого? — я даже не заметила, что разговариваю с ним вслух.

А то, что этот каньон почти такой, как в том сне. Считай, что ты сделала полный круг.

Ума не приложу, что он такое мелет.

Связи. Соединения составных частей воедино. Твой сон, лэптоп Клыка, люди, которых ты повстречала, места, где побывала. ИТАКС, Школа, Институт. Разве они все не связаны?

— Ну, связаны. Только как? — я практически кричу.

Мне кажется, Голос тяжело вздыхает. А может, мне померещилось.

Увидишь. Уже совсем скоро все станет тебе ясно. Пока не поздно…

— Вот спасибо, — думаю, — успокоил.

Но тут меня осенило. Надо его спросить…

— Голос? А куда ирейзеры подевались?

Никогда он на прямой вопрос не даст прямого ответа. Он в простые игры не играет. Ему больше подавай такие, где бы ходов побольше, да похитрей.

Так что ответа я от него не жду. Пожав плечами, я поворачиваюсь. Пора возвращаться к стае.

Умерли, Макс. Все сдохли, — говорит Голос. — Их… деятельность приостановили.

Я замерла. Застыла в шоке как вкопанная. Голос всегда увиливает, всякие околичности изобретает. Но, насколько мне известно, он еще никогда мне не врал. Может, мне, конечно, чего не известно. Но все-таки…

— Ты имеешь в виду, что они все подохли?

Я же сказал: их деятельность была приостановлена. По всему миру каждое отделение известной организации остановило рекомбинантные эксперименты с ДНК. И результаты экспериментов уже все ликвидированы. Вы остались последними. Теперь настала ваша очередь.

— Ну, ты меня напугал! Они за нами уже четыре года охотятся. И пока что ни хрена у них не вышло.

— Полный порядок? — спрашивает Клык, когда я возвращаюсь к стае.

Киваю, но потом вспоминаю, что я на него злюсь, демонстративно сажусь рядом с Надж под противоположной стеной каньона и, не глядя на Клыка, сообщаю:

— Мой Голос подал голос.

— И что сказал? — интересуется Надж, запихивая в рот кусок колбасы.

Ангел с Тоталом выжидательно на меня уставились, а Клык даже перестал печатать.

Я без всяких экивоков напрямую сообщаю им свою сногсшибательную новость:

— Он сказал, что все ирейзеры сдохли.

Глаза у ребят расширяются.

— Так и сказал «сдохли»? — переспрашивает Надж. — Что он имеет в виду?

— Не знаю. Я и сама досконально всего не пойму. Но, если он меня не надрал, они все в ящик сыграли и копыта откинули.

Вспоминаю об Ари, ирейзефицированном сыне Джеба, и чувствую острый укол боли. Бедный Ари, за что ему такая хреновая жизнь досталась! И такая короткая…

— А кто их убил? — Клык, как водится, попал в самую точку.

— Голос сказал: «Их деятельность приостановлена». Что по всему миру каждое отделение известной организации остановило рекомбинантные эксперименты с ДНК. Что результаты экспериментов уже все ликвидированы. И что мы остались последними.

До меня только сейчас начинает доходить значение всего, сказанного Голосом, и по спине от ужаса бегут мурашки.

С минуту стоит гробовое молчание. Ребята явно обмозговывают услышанное.

Первым очнулся Тотал.

— Давайте договоримся. Если кто спросит, я разговаривать не умею.

— Так они нам и поверят.

— A что же нам теперь делать? — Газман так страшно испуган, что даже пересаживается ко мне поближе. Обняв его, ерошу его отросший со времен нью-йоркской стрижки гребень.

— У нас есть главная задача, — начинаю я свою знакомую всем песню о нашем призвании разгадать поставленные нам жизнью загадки. И, по возможности, угробить попутно пару белохалатников. Но досказать у меня не получается. А получается так, что одновременно со мной Газману, мне и всей стае уверенно отвечает Клык: